Переписка П. И. Чайковского с Н. Ф. фон Мекк
Шрифт:
Сонино здоровье недурно, но общее состояние ее организма меня очень беспокоит: малокровие ужасное, и вся она такая хрупкая.
У нас довольно холодно, по ночам только двенадцать градусов, но дни очень жаркие. Мы пробудем здесь до 27-го этого месяца, потом - в Париж: и в мой милый Belair. Поэтому прошу Вас, дорогой мой, после этого письма адресовать мне в Belair. Адреса, и здешний и Belair'ский, прилагаю отдельно. Будьте здоровы, бесценный, милый друг мой. Всею душою горячо Вас любящая
Н. ф.-Мекк.
293. Чайковский - Мекк
С. Майданово,
31 августа 1885 г.
Милый, дорогой, бесценный друг!
Из письма Владислава Альбертовича
Наконец-то, дорогой друг мой, судьба моя, т. е. вопрос о будущем моем более или менее постоянном местопребывании разрешился. После бесконечно долгих и неудачных розысков я принял предложение здешней хозяйки остаться в Майданове. Но жить я буду не в том неуклюжем, несимпатичном доме, где жил до сих пор, а в другом, где до сих пор она сама жила. Дом этот находится в стороне от других; мне будет огорожена значительная часть сада, в которой я буду распоряжаться совершенно произвольно, а самый дом еще летом она отделала заново. Хотя местность здешняя не особенно мне по сердцу, но ввиду близости большой станции, близости от города, в коем имеются и лавки, и почта, и телеграф, и Доктор, и аптека, а главное, ввиду крайнего нежелания снова искать и откладывать, я решился нанять на два года предлагаемый дом. Он очень симпатичен и уютен, и мне кажется, что мне там будет хорошо и покойно. Теперь я забочусь об устройстве, а 15 сентября перееду. Если в течение будущих двух лет свыкнусь, то уж ничего и искать не буду и до конца дней останусь здесь;
ведь, право, пора мне иметь хоть тень какой-нибудь оседлости. У нас здесь очень опустело. Брат Анатолий уехал на Кавказ, брат Модест с своим воспитанником - в Петербург, и теперь остались кроме меня только моя belle-soeur и маленькая племянница. 14 сентября и они уезжают на Кавказ, с 15-го я начинаю свою одинокую жизнь.
Меня очень беспокоит, как разрешится вопрос о приглашении Генриха Пахульского в преподаватели консерватории. Подробно я пишу об этом Владиславу Альбертовичу, а Вас прошу верить, дорогая моя, что всё, что можно было сделать, я сделал и сделаю.
Симфония моя ушла настолько далеко, что я надеюсь к концу месяца вполне окончить ее. Надеюсь, что труды мои и старания были не тщетны и что я в самом деле написал удачную вещь.
Будьте здоровы, дорогой друг мой! Я просил Влад[ислава] Альбертовича извещать меня о Вас, а самих Вас убедительно прошу не утруждать себя писанием писем.
Ваш до гроба
П. Чайковский.
294. Чайковский - Мекк
С. Майданово,
11 сентября 1885 г.
Милый, дорогой друг мой!
Давно, давно не писал Вам. Поездки в Москву, хлопоты об устройстве будущего жилья, работа, которую хочется привести скорее к концу, - всё это мешало мне правильно вести корреспонденцию.
Прежде всего доложу Вам насчет Генриха Пахульского. Меня очень беспокоило это дело; я боялся, что данное Вам обещание не будет исполнено, и решил, что в случае, если мое энергическое настояние ни к чему не приведет, я выйду из состава дирекции. Однако ж 6 сентября на заседании дирекции Пахульский принят в число преподавателей, и приглашение его состоялось, Пишу Вам это не для того, чтобы выставить свою заслугу, а вот для чего. В первое время у Пахульского не будет учеников, или, по крайней мере, я не могу ручаться, что они будут. Дело в том, что по числу поступивших на этот учебный год в новом преподавателе не встречалось надобности, но по мере увеличения числа учеников надобность даст себя чувствовать, и Пахульский получит учеников и часы занятий. Но пока этого не будет, ему придется довольствоваться званием консерваторского адъюнкта. Таким образом, хотя желание его и Ваше исполнилось, но относительно материального обеспечения Ваш protege должен немножко подождать и, по возможности,
С наступлением настоящей хмурой и ненастной осени здоровье мое совершенно поправилось, и теперь кроме утомления от работы никаких болезненных проявлений я не испытываю. Прихожу к заключению, что для моей натуры лето - самое неблагоприятное время года и что жары действуют на мой организм зловредным образом. В самом деле, я замечал, что зимою, если только живу в деревне или за границей, я чувствую себя всегда лучше, чем летом, и уж, во всяком случае, раз навсегда, я решился летом избегать работы, а странствовать и отдыхать.
Будущее мое жилище мало-помалу приходит в надлежащий вид, и кажется, что оно будет очень уютно и мило. С недостаточной красотой местности приходится мириться; я так устал искать и ждать, так не хочется на зиму снова оставаться бездомным странником?
15-го числа моя невестка уезжает на Кавказ; я поеду в Москву провожать ее и исполнить некоторые деловые надобности. В мое отсутствие Алексей окончательно устроит мой домик, и 19-го числа я водворюсь в своем уютном уголке. 17-го числа думаю побывать в Плещееве по случаю именин племянницы Веры.
Еще раз прошу Вас, дорогой друг мой, не сетовать на меня, если я не мог сразу доставить Генриху Пахульскому прочное положение в консерватории, и верить, что я в самом деле сделал, всё, что мог, чтобы угодить Вам.
Дай бог Вам всякого благополучия.
Беспредельно Вам преданный
П. Чайковский.
295. Мекк - Чайковскому
Chateau Belair,
22 сентября 1885 г.
Дорогой, несравненный друг! Тысячу раз благодарю Вас за Ваше дорогое для меня внимание и память о дне моего ангела; телеграмму Вашу я получила, и это сделало настоящим праздником для меня мои именины. Нас теперь так мало, что этот день прошел в совершенной тишине, хотя я по обыкновению получила подарки от Юли и Милочки, много букетов и массу телеграмм. Мы пили шампанское, играли в пирамидку на биллиарде и в рулетку, но всё это только вчетвером.
Горячо и глубоко благодарю Вас, дорогой мой, за исполнение моей просьбы относительно Генриха Пахульского; ничего лучшего я и ожидать не могла для него, и, конечно, теперь ему осталось только подождать, что нисколько не трудно, имея уже такую официальную заручку на место и обеспечение. Он теперь, должно быть, поедет на родину поконцертировать, а после 1 января, вероятно, приедет ко мне. У меня теперь здесь ездит на уроки к Милочке молодой пианист (которого я имя никак не могу затвердить); он учит Милочку и аккомпанирует Влад[иславу] Альб[ертовичу] в игре на скрипке, а я слушаю. Этот молодой человек замечателен тем, что он превосходно читает музыку и хороший исполнитель; он органист в соборе в Tours. Но вообще здесь мало музыки. и это очень скучно.
Правда ли, дорогой мой, что Вы обещали написать кантату к юбилею Училища правоведения? Мне это пишет Макс. Счастливые все те, которые слушают и будут слушать Вашу музыку. В каком положении Ваш “Манфред”?
Юля мне читает теперь биографию Шумана, и из нее я узнаю, что он также написал оперу, но что она не имела успеха. Это удивительно, однако, как всех композиторов соблазняют оперы, а я их так не люблю; второе, я думаю, еще больше удивительно, чем первое.
Я очень боюсь, что холера помешает мне ехать на зиму во Флоренцию, а я этого очень желала бы. Если же я не попаду во Флоренцию, то проведу зиму опять в Вене, так как у меня там нанята квартира и есть весь свой mobilier [домашняя обстановка]. Прежде предполагалось, что Саша моя проживет зиму на моей квартире в Вене, но она отвильнула от этой поездки, потому что очень не любит ездить за границу, и к тому же, конечно, трудно с такими маленькими детьми.