Переписка П. И. Чайковского с Н. Ф. фон Мекк

Чайковский Петр Ильич

Приехал брат Анатолий, и я должен отложить письмо до завтра.

20 апреля.

Оперу Серовой я знаю; она недавно принесла мне в дар экземпляр ее. Опера эта - престранное явление в мире искусства. Никак нельзя сказать, чтобы г-жа Серова была вовсе лишена таланта. Я внимательно проиграл оперу, и на каждом шагу встречал хорошо задуманные сцены и отдельные подробности, но или отсутствие знания, или коренной порок музыкальной натуры автора делают то, что она решительно не умеет не только развить вполне мысль, но хотя бы сколько-нибудь сносно изложить ее. Никогда еще я не видал в печати более неуклюжих, безобразных гармоний, такого отсутствия связности, законченности, такого неизящного и неумелого письма. В беседе со мной

она высказала недавно, что приписывает свои недостатки влиянию мужа, который из личной неприязни к Антону Рубинштейну, основавшему консерваторию, доказывал, что консерватории и вообще всякое учение не только излишни, но вредны и губительны. Г-жа Серова уверовала в эту ложь и ничему никогда не училась; она даже грамоты музыкальной не знает. И вот теперь она обратилась ко мне, прося давать ей уроки гармонии, контрапункта, инструментовки, и т. д. Я решительно уклонился от этой чести и рекомендовал ей г. Аренского, с коим она собирается заниматься, начиная с будущей осени. Но, увы, ей уже за сорок лет, и трудно ожидать, чтобы она исправилась.

Относительно Пахульского будьте покойны, милый друг. Не знаю хорошенько, каково его положение в консерватории и как на него там смотрят, но только в обиду я его не дам ни в каком случае. Игра его мне очень понравилась; надеюсь, что и в остальном он окажется хорош.

Ник. Григ. Руб[инштейн] похоронен в Даниловском монастыре, за Москвой-рекой. Едут туда по Пятницкой всё прямо до какой-то площади, откуда влево виден монастырь. Это не особенно далеко. Что касается самой могилы, то она у самого собора, на очень видном месте.

Какова погода! Мне жаль Вас, дорогой друг, жаль, что Вы так страдаете от русской непогоды, но знаете ли, что два года тому назад на второй день пасхи, 18/30 апреля была совершенно такая же погода; я усматриваю это из дневника и утешаюсь мыслью, что не в одной России бывает столь поздняя весна. Будьте здоровы, дорогая моя! Дай бог Вам всякого благополучия!

Ваш до гроба

П. Чайковский.

273. Мекк - Чайковскому

Москва,

27 апреля 1885 г.

От всей души благодарю Вас, милый, дорогой друг мой, за обещание поддержать Генриха Пахульского. Вы очень добры, дорогой мой, и я бесконечно благодарна Вам. На днях Коля говорил мне, что Вы были в Москве. Прошу Вас, милый друг мой, не отказать сообщить мне когда Вы приедете в Москву для консерваторских экзаменов, и упомянуть Ваш адрес в Москве. Я хочу воспользоваться Вашим пребыванием в Москве, чтобы препроводить Вам lettre chargee, так как по почте у нас в России опасно посылать чек - сейчас своруют. Я хотела бы очень переехать в Плещееве через неделю, но боюсь, что мне это не удастся. Я ищу дом купить в Москве, но до сих пор ничего еще не нашла подходящего, а ищу для того, чтобы избавить своего сына Володю от шатанья по квартирам; его здоровье так разрушилось, пришло в такое ужасное состояние, что ему не по силам жить на квартирах.

Я пишу сегодня мало и дурно, а это потому, что я пью Виши и при этом я с трудом могу писать.

Очень благодарю Вас, дорогой мой, за сведение о месте нахождения могилы Николая Григорьевича; если погода позволит, я непременно съезжу туда. Вы утешаете меня, милый друг мой, тем, что два года назад 18/30 апреля была такая же холодная погода... но Вы забыли, дорогой мой, поставить - где, и я сама, стараясь припомнить, где Вы были весну 1883 года, думаю, что это было в Риме, то всё-таки это было далеко не то, что здесь. Ведь это был только относительный холод, а сравнительно с нашим было всё-таки тепло; ведь знаете ли, дорогой мой, что пять дней назад было три градуса мороза - это безжалостно и жестоко!

От души желаю Вам, дорогой мой, устроить, наконец, свою жизнь по своему желанию и потребностям; я буду любить даже и Клин, если Вы будете

обитать в нем. Пошли Вам бог здоровья, спокойствия и долгих лет на Вашем чудесном поприще. Всею душою безгранично Вас любящая

Н. ф.-Мекк.

274. Чайковский - Мекк

Майданово,

28 апреля 1885 г.

Милый, дорогой друг мой!

Наконец можно себя и Вас поздравить с хорошей весенней погодой, хотя всё-таки еще холодно.

Я ездил в Москву, потому что был вызван по делу о постановке моей оперы “Черевички” (переделанной из “Кузнеца Вакулы”) в будущем сезоне. Приезжавший в Москву директор театров Всеволожский оказал мне большое внимание. Московское театральное начальство прошлой зимой очень поощряло меня в моем плане переделки и положительно обещало поставить оперу, вследствие чего я и засел за работу перед постом и неустанно трудился два месяца. Когда же я кончил работу, эти господа начали всячески уклоняться от исполнения своего обещания. Но Всеволожский распорядился не только о включении “Черевичек” в репертуар на будущий год, но и о том, чтобы обстановка была самая роскошная. Я присутствовал на заседании, в коем обсуждалась эта обстановка, и совершенно доволен и счастлив при мысли, что моя опера (к которой я всегда питал особенную слабость) появится в самом блестящем виде. Директор командировал декоратора Вальца в Царское село для воспроизведения какой-то янтарной гостиной и залы тамошнего дворца.

Затем я оставался лишних три дня в Москве, ибо мои консерваторские коллеги хотели отпраздновать день моего рождения (мне минуло 25 апреля сорок пять лет) и дали мне роскошный ужин, от коего мне невозможно было уклониться. В этот же день я обедал с Вашим Колей у брата Анатолия. На другой день я вернулся домой.

Домой!! Увы, несмотря на многие хорошие условия, я не могу чувствовать себя дома в Майданове. Здесь существует, кроме моей, еще несколько дач, и они постепенно одна за другой нанимаются. Уже теперь я всячески избегаю сада, ибо неприятно встречаться с дачниками или с хозяйкой, постоянно в нем появляющейся. Летом я буду гулять исключительно за пределами усадьбы. В этом отношении мой клинский домик с моим отдельным садиком гораздо более подходит к моим требованиям.

Милый друг! 1 мая я приеду в Москву для празднования дня рождения брата Анатолия и пробуду до четырех часов следующего дня; 2-го числа с почтовым поездом поеду в Петербург для свидания с братом Модестом и другими лицами, вернусь в Майданово через три дня, а начиная с 10-го числа, буду почти безвыездно в Москве. Не угодно ли Вам будет, ввиду Вашего отъезда в Плещеево, прислать мне письмо Ваше 2 мая утром или же, если это неудобно, после 10-го числа, - как прикажете! Адрес брата: Арбат, близ Денежного переулка, дом Патрикеева.

Будьте здоровы, дорогая моя! Дай бог Вам скорее быть в Плещееве.

Ваш П. Чайковский.

Р. S. Местность, которую по рассеянности я забыл упомянуть, говоря о холоде 18-го числа, - не Рим, а Париж, где два года тому назад я прожил пять месяцев с больной племянницей Татьяной.

275. Чайковский - Мекк

Майданово,

30 апреля 1885 г.

Милый, дорогой друг!

Я написал Вам вчера, что 1-го и 2-го мая буду в Москве и в этот день уезжаю в Петербург; но теперь я изменил свое решение. Еду я прямо в Петербург в пятницу отсюда, а остающиеся два дня употреблю на переписывание и приведение в порядок либретто “Чеpевичек”, которое прежде, чем начать печатать, должен показать Я. П. Полонскому (первоначальному автору либретто) в Петербурге. Таким образом в Москве я буду не раньше 10-го числа. Прошу Вас, дорогая моя, поступить относительно lettre chargee, как Вам покажется удобнее. Вперед благодарю Вас от глубины сердца!