Переписка П. И. Чайковского с Н. Ф. фон Мекк
Шрифт:
Сестру я нашел здоровой. “Евгений Онегин” всё еще продолжает интересовать и привлекать публику, чему я очень радуюсь.
Мне ужасно хочется поскорее деревни, одиночества, свободы. Вероятно, из Москвы поеду в Каменку.
Будьте здоровы, дорогая!
Ваш, беспредельно преданный
П. Чайковский.
250. Чайковский - Мекк
Москва,
18 декабря [1884 г.]
Милый, дорогой друг!
Вчера я приехал в Москву после десятидневного пребывания в Петербурге. Пьеса брата “Лизавета Николаевна” прошла с большим успехом. По-моему, это очень талантливая, милая, симпатичная вещь, обладающая свойством сразу привлекать сердце зрителя. К сожалению, исполнение и постановка были далеко
Вчера мне Коля выслал навстречу карету, и я очень быстро очутился в своем симпатичном, уютном помещении внизу, в Вашем доме. Мне в высшей степени понравилось это помещение, и я сразу полюбил его, особенно мою угловую комнату, в коей сплю и пишу в настоящую минуту письмо это. И Коля, и Анна, и Иван Васильев так заботливо ко мне относятся, что я не знаю, как и благодарить их за гостеприимство, которое они оказывают мне во имя Ваше. А Вас, бесценный, лучший друг мой, благодарю от глубины души!
От Котека письма не имею, но зато получил письмо от одной русской дамы, живущей тоже в Давосе. Она сообщает, что Котек вновь заболел воспалением, что он очень плох, что надежды мало и что необходимо, чтобы кто-нибудь из родных приехал для ухода за ним. Но я очень хорошо знаю, что ни мать, ни сестры его ехать не могут, даже если снабдить их деньгами. Не буду говорить Вам, как тяжело подействовало на меня это известие. Сознание своего бессилия оказать ему существенную помощь, мысль, что он, может быть, умирает один, среди чужих людей, — всё это удручает меня. Самому ехать? Это, быть может, следовало бы, но я чувствую, что у меня просто не хватит мужества снова совершить отдаленную поездку для того, чтобы видеть агонию человека, молодого, которому всё начинало улыбаться, которому так хочется жить! Послал депешу и жду, ответного известия о ходе болезни.
Анну я застал не совсем здоровою и значительно огорченною разочарованием в надежде забеременеть. Таня довольно бодра, во всяком случае лучше прошлого года. Лев Вас[ильевич] здесь; он уезжает послезавтра.
Поздравляю Вас, дорогой друг, с наступающим праздником, Будьте здоровы и счастливы.
Ваш, беспредельно Вас любящий
П. Чайковский.
251. Мекк - Чайковскому
Вена,
19 декабря 1884 г.
Дорогой мой, несравненный друг! Пишу Вам коротенькое письмецо, потому что не уверена в том, что оно найдет Вас в Москве. Мне всё кажется, что Вы из Петербурга проедете, не останавливаясь, в Каменку, так как Вам хочется скорее в деревню, и я этому вполне сочувствую, я также всё мечтаю о деревне.
Дорогой мой, получили ли Вы мое письмо в Париже? На днях я испытала одно из самых дорогих мне ощущений, музыкальное ощущение, доходящее до экстаза, когда и плакать, и смеяться, и умереть хочется; и это было, слушая Ваши сочинения. Боже мой, как я бесконечно благодарна Вам за эти ощущения. Это мои единственные возвышенные, беззаветно блаженные минуты, это наслаждение есть единственная моя собственность, и никто не имеет права контроля над нею. И как я бываю счастлива, когда испытываю такие минуты. Будьте Вы благословенны во веки веков, — тот, который доставляет человечеству такое высокое наслаждение! Мы играли в четыре руки Вашу Четвертую симфонию и Славянский марш, и, несмотря на весьма плохое исполнение (играли Сашок и M-me Zdeneray, учительница музыки), я была в таком восторге, в таком волнении, что на другой день у меня болела голова. Из Ваших
Знакома ли Вам, дорогой мой, опера Marschner'a “Vampyr”? ее нынешнюю зиму очень часто дают здесь. Это старый и уже не существующий композитор, он очень похож на Вебера. В воскресенье дают “Die Konigin von Saba” Goldmark'a, я хочу съездить. А утром в воскресенье в филармоническом концерте Рихтера будут играть увертюру из “Руслана и Людмилы” Глинки; я также хочу съездить, если достанем билеты. Поздравляю Вас, дорогой мой, с наступающим праздником и Новым годом и от всего сердца горячо желаю Вам всего, всего самого хорошего в жизни. Да сохранит господь Ваше здоровье на долгие годы. Не забывайте всею душою безгранично Вас любящую
Н. ф.-Мекк.
Поздравляю от души с успехом пьесы Модеста Ильича. Слава богу, что он теперь может успокоиться. Я надеюсь, что ее напечатают в журналах.
252. Мекк - Чайковскому
Вена,
28 декабря 1884 г.
Дорогой мой, несравненный друг! Пишу Вам только несколько слов, потому что не знаю, найдет ли уже мое письмо Вас в Москве. Поздравляю Вас, дорогой мой, с наступающим Новым годом, пошли Вам господь здоровья, спокойствия и всяких радостей и удовлетворений в жизни. Как я рада, как счастлива, что Вы осветите своим присутствием и мой московский дом, и как мне приятно, что Вам понравилось в нем, хотя, конечно, в Вас говорит Ваша всегдашняя доброта и деликатность: этот дом оставляет многого желать.
Вам, вероятно, уже известно, милый друг мой, что Котек скончался; у меня здесь прочли это в какой-то немецкой газете.
Я в настоящее время в больших хлопотах с поисками квартиры. Моя настоящая имеет крупный порок, — это дурное устройство самых необходимых мест, вследствие чего по временам воздух бывает дурной, а я этого ужасно боюсь, и потому теперь испытываю одно из самых несносных положений — отыскивать квартиру. В Вене это так же трудно, как и везде, и вот я в отчаянии, — не находится ничего и ничего.
Погода у нас становится холоднее, сегодня ночью почти шесть градусов мороза, а вчера ртуть была на нуле. У меня все, слава богу, здоровы, была елка, дети были в восторге, я также получила от детей прелестные подарки. Соня обещает приехать к Новому году, — не знаю состоится ли это. А наши юные супруги отправились в Петербург повеселиться с родными; Христос с ними, пусть позабавятся. Дорогой мой, куда Вам адресовать теперь письма? Будьте здоровы, мой несравненный. Всею душою неизменно и горячо Вас любящая
Н. ф.-Мекк.
1885
253. Чайковский - Мекк
Москва,
1 января 1885 г.
Как давно не писал я Вам, мой бесценный, милый друг! Две причины препятствовали мне беседовать письменно с Вами. В самый сочельник утром я получил телеграмму о смерти Котека. Кроме того, что это известие поразило и сильно опечалило меня, на меня еще легла тягостная обязанность уведомить несчастных родителей о потере любимейшего старшего сына, бывшего уже и в материальном отношении поддержкой бедной семьи. Три дня целых я не решался на нанесение им страшного удара!.. Судя по ответной телеграмме, они в совершенном отчаянии... На меня всё это произвело бы подавляющее впечатление, если бы не случилось, что вследствие спешной потребности и неимения хороших корректоров, я не принужден был в течение нескольких дней сам делать труднейшую корректуру моей новой сюиты. Бюлов будет исполнять ее на днях в Петербурге в симфоническом концерте, и нужно, чтобы к пятому числу всё было готово. Оказалось, что за мое пребывание в Петербурге и за границей дело без меня ни на шаг не подвинулось, и вот пришлось засесть за мучительную, утомительнейшую работу. Я сердился, негодовал на г.г. граверов, на Юргенсона, утомлялся до чрезвычайности, но зато не имел времени постоянно думать и сокрушаться о смерти бедного Котека.