Переписка

Эфрон Сергей

Меня пропечатали в газетах, как диву. (Все экстерны провалились или по сочинению, или по латинской работе. — Я ни по тому, ни по другому). Дай Боже кончить! Сегодня же сдавал логику и психологию.

Похвали меня в письме. (Из устных выдержал: Математику, Географию и Русский).

Целую всех вас.

Пиши почаще о Пете. Буду в Москве в середине июня.

Пусть Вера возьмет письмо Марины Почтамт До востребования.

3 Апреля 1915 г

<Седлец>

<В Москву>

Дорогая моя Лиленька —

сейчас вечер, в моем купэ никого нет и писать легко. За окном бесконечные ряды рельс запасных путей, а за ними дорога в Седлец, [75] около которого мы стоим. Все время раздаются свистки паровозов, мимо летят санитарные поезда, воинские эшелоны — война близко.

Сегодня я с двумя товарищами по поезду отправился на велосипеде по окрестностям Седлеца. Захотелось пить. Зашли в маленький домик у дороги и у старой, старой польки, которая сидела в кухне, попросили воды. Увидав нас она засуетилась и пригласила нас в парадные комнаты. Там нас встретила молодая полька с милым грустным лицом. Когда мы пили, она смотрела на нас и ей видимо хотелось заговорить. Наконец она решилась и обратилась ко мне:

75

Губернский центр в Польше

— О почему пан такой мизерный? [76] Пан ранен?

— Нет я здоров.

— Нет, нет пан такой скучный (я просто устал) и мизерный (по-русски это звучит обидно, а по-польски совсем иначе). Пану нужно больше кушать, пить молока и яйца.

Мы скоро вышли. И вот я не офицер и не ранен, а ее слова подействовали на меня необычайно сильно. Будь я действительно раненым офицером мне бы они всю душу перевернули.

76

Mizerny — худой, осунувшийся (польск.).

— Очень трудно писать о поезде. Легко рассказывать и трудно писать. Мы, вероятно, скоро увидимся и тогда я тебе подробно, подробно расскажу.

— Мне временами бывает здесь смертельно грустно, но об этом тоже при свидании.

Люблю тебя и часто думаю о тебе

Сережа

Видаешь ли Марину?

10 IV <19>15 г

— Белосток

<В имение Подгорье, ст. Новозаполье>

Дорогая Лиленька, получил твое сумасшедшее письмо и думал на него ответить телеграммой, но решил, что ты перепугаешься.

Мне очень обидно, что я вел себя с тобою в дороге так нелепо [77] — это вышло как-то нечайно — сам не знаю почему.

Ужасно рад за твою радость от поездки [78] и еще рад, что в момент радости ты вспомнила меня — ведь это признак самой глубокой близости. Верно?

77

Е. Я. Эфрон ездила в Варшаву в санитарном поезде № 187

78

В Варшаве Е.Я. Эфрон виделась со своим другом Ипполитом Волем

— Лиленька, хочу тебе доверить одну вещь, меня крайне беспокоющую. У меня сейчас появился мучительный страх за Алю. Я ужасно боюсь, что Марина не сумеет хорошо устроиться этим летом и что это отразится на Але.

— Мне бы, конечно, очень

хотелось, чтобы Аля провела это лето с тобой, но я вместе с тем знаю, какое громадное место сейчас она занимает в Марининой жизни. Для Марины, я это знаю очень хорошо, Аля единственная настоящая радость и сейчас без Али ей будет несносно.

Лиленька, будь другом, помоги и посоветуй Марине устроиться так, чтобы Але было как можно лучше. Посмотри внушает ли доверие новая няня (М<арина> в этом ничего не понимает), если нет, то может быть Марина согласится взять Эльвиру. Ее очень легко отыскать в адресном столе. Ее зовут — Эльвира Богдановна Гризевская. Одним словом ты сама хорошо поймешь, что нужно будет предпринять, чтоб Але было лучше. — Мне вообще страшно за Коктебель. [79]

79

М. И. Цветаева предполагала ехать в Коктебель в обществе С. Я. Парнок и ее младшей сестры Елизаветы, А. И. Цветаевой с сыном и его няней, и своей дочери с няней, — что и было осуществлено.

Лиленька, буду тебе больше чем благодарен если ты поможешь мне в этом. Только будь с Мариной поосторожней — она совсем больна сейчас.

Я так верю в твою помощь, что почти успокоюсь после отсылки письма.

Тороплюсь отослать письмо с почтовым и потому кончаю.

Сегодня Троицын день — я все же решил послать тебе телеграмму.

С моей просьбой, ради Бога, поторопись, — Марина уезжает 20-го мая.

Это письмо или уничтожь, или спрячь поглубже.

Целую и люблю больную, дряхлую Лильку

Сережа

29 мая <1915 г.>

Жирардов [80]

Милая Лилька, подумай какая обида. Я был в Москве в отпуску и приехал на другой день после твоего отъезда. [81] С Мариной пробыл только один вечер — она уехала с Алей в Коктебель.

Ради Бога, где Нютя? [82] Мне необходимо на летние вещи деньги — рублей 50 (я ездил в Москву на свой счет) — пишу, пишу ей и ничего не получаю. Напиши ей, чтобы прислала по моему вечному адр<есу>: Белосток — вокзал санитарному поезду 187.

80

Город в Варшавской губернии.

81

Е. Я. Эфрон уехала к своей приятельнице М. С. Урениус в ее имение Подгорье близ Луги, в Петроградской губернии.

82

А. Я. Трупчинская уехала с детьми на лето в Финляндию, в дачное место Нейвола.

Как отдыхаешь милая? Видел Воля. [83]

14 июня Воскресение 1915

Милая Лиленька, пишу тебе третье письмо, но все по разным адресам — я до вчерашнего вечера не знал названия твоей станции.

Нас сегодня или завтра отправляют в Москву на ремонт — до этого мы подвозили раненых и отравленных газом с позиций в Варшаву. Работа очень легкая — т<ак> к<ак> перевязок делать почти не приходилось. Видели массу, но писать об этом нельзя — не пропустит цензура.

83

друг Е. Я. Эфрон.