Переплетение жизненных дорог
Шрифт:
– Вот это настоящие бабки, побольше бы таких должников.
– Ну ты сильно не радуйся и особенно не сори ими. Ты всей опасности не знаешь, которая за ними стоит. Запомни, Чиж: чем больше берёшь, тем тяжелей могут быть последствия. Хорошие деньги у обычных граждан не водятся, а необычные тем и необычны, что потом присниться могут или, что ещё хуже, на узкой тёмной дорожке встретиться. Да смотри, когда широко гулять будешь, не сболтни лишнего, особенно бабам, а то похвастаться по пьянке захочешь и спалишь нас всех. Всё, что мы позавчера сотворили, из головы выбрось, забудь. А на пустое место вставь картинку, как ты в стройотряд ездил или на шабашку куда подальше в
Тут к скамейке подошёл Селиванов и, поздоровавшись, присел рядом. Чиж засобирался уходить – уже руки чесались скорее пересчитать деньги и насладиться видом разноцветных купюр, обещающих в скором времени южное солнце, ласковое море, сладкий виноград, марочные массандровские вина, нежные, тающие во рту шашлыки, молодые упругие девичьи тела и ещё много-много всего такого, о чём мечтаешь, когда тебе чуть за двадцать.
– Последний вопрос, Чиж. Где это ты такой хороший чёрный мешок взял? Как раз к его голове по размеру подошёл.
– Да у сеструхи, из-под сменной обуви…
И тут Вовик и Мишаня дружно захохотали, представив себе, как этот «боевой чёрный мешок», бывший главной деталью их криминальной операции, с вышитой белыми стежками надписью «Лиза Чижевская, 4-й Б», тихо и мирно висит себе на вешалке в школьной раздевалке, и никто вокруг даже предположить не может, в отбирании какого количества денег он недавно участвовал.
– Ну ты ей хоть конфет шоколадных купи, раз такое дело…
Чиж ушёл, и Волошин отдал Селиванову его долю. Вовик, всё время сбиваясь и путаясь в цифрах, как первоклассник, обалдело пересчитывал полученную пачку денег и наконец-то закончил – 400 рублей. Столько он не то что никогда в руках не держал – не видел никогда. Среди синих пятёрок, красных червонцев и фиолетовых четвертаков зеленели две диковинные, никогда ранее не виданные 50-рублёвые купюры, завораживая своей незнакомостью и покупательной способностью. Во рту пересохло, руки слегка подрагивали, на лбу выступила испарина, в голове крутился цветной калейдоскоп из того, что на эти деньги можно будет купить. Из этой цветной круговерти поочерёдно выскакивали американские джинсы, фирменные рубашки, модные туфли…
– Эй, Вовка, очни-ись, – услышал он Мишанин голос, пробившийся через эту нарядную фирменную карусель. – Ещё всласть налюбуешься, твои они все, твои. А пока быстро попрячь по карманам, да поглубже, а то тут много шакалов бродят, до них охочих, – оглянуться не успеешь, как с руками откусят. Я о твоей жалостливости хотел сказать. Ты её засунь – сам знаешь куда, а то тебе по жизни с таким грузом далеко не уйти. И если я говорю, что ломать надо хоть лежачего, хоть в отрубе, хоть какого, – ты слушать должен. Он тебя не пожалел бы, поверь моему опыту многолетнему.
– Мне лежачих бить никогда не приходилось, а тем более в полной отключке. Рука не поднялась… Точнее будет – не опустилась, да ещё и с кастетом, ну не смог я…
– В следующий раз не сможешь – зарплату ополовиню. Ты себя психологически настраивать должен, что, попадись ты им, они жалеть не будут, на куски порвут, если что.
– Хорошо, Миша, я исправлюсь…
Не откладывая дело в долгий ящик, Вовик на следующий день сказал Шершню:
– Серый, сведи меня с Хроном. Родители обещали дать денег на джинсы, отец какую-то большую премию получил.
На одной из перемен они нашли Лёху, и Селиванов объяснил, что он хочет купить. Лёха, как всегда, был очень занят и, быстро-быстро покивав головой, предложил подробнее поговорить после школы.
Они вышли после занятий и остановились напротив входа, высматривая Хроншина. Серёжа посмотрел на другую сторону улицы и увидел две фигуры, стоящие в просвете между домами. Вовик заметил, как тот переменился в лице, насторожившись и сделавшись серьёзным.
– Ты чего, Серый, увидел кого?
– Увидел, – сказал тот, стараясь повернуться спиной к проезжей части. – Тот, что поменьше, смуглый, кучерявый, – это Лёнька Куденко, он в нашем классе был, в шестом его отчислили. Я думал, он уже в колонии, за братанами своими пошёл. У него тогда два старших брата сидели. У него и кличка такая была – Урка. Воровал всё подряд, всё из карманов в раздевалке тырил, сменку (у кого туфли хорошие приметит), даже завтраки из портфелей. Завтрак стырит и ест на твоих глазах, за партой развалится и смеётся – пойди докажи, что это твой бутерброд. Он со старшими пацанами крутился – со своих брательников дружками. Его даже старшеклассники и учителя боялись. Один, из десятого, отметелил его, так тому голову на следующий день проломили. И как-то у него так красть получалось, что никак за руку поймать не могли, только в шестом зацепили и тогда уже выгнали сразу.
Вовик посмотрел на другую сторону и моментально узнал в том, про кого рассказывал Серёжа, одного из участников недавнего нападения на Хрона.
«Да, это он, точно! И рука левая забинтована – хорошо его Лёха чем-то резанул тогда! А не его ли они тут вылавливают?» – подумал он и с беспокойством оглянулся на выход из школы.
– Что-то Лёхи долго нет, уже минут десять стоим.
– Он вечно так, весь по уши в делах. А ты заметил, что Лёха подстригся и одет как-то тускло, не в фирме и без портфеля? Зато новая сумка через плечо, очень клёвая – дорогая, наверно…
Вовик удивился Серёгиной наблюдательности, сам он на это не обратил внимания, но согласно кивнул головой. Селиванов подумал, что надо срочно предупредить Хрона, но тогда надо и Шершню рассказать о том, что он видел. Шершень сделал большие глаза и сказал:
– Ну Лёха, ну молодец, так им, гадам, и надо!
Так они простояли ещё минут десять. Вовик незаметно поглядывал, наблюдая за теми двумя, но они стояли спокойно, тихо переговариваясь и никого не трогая.
– Эй, пацаны, канайте сюда, побазарить надо! – услышали они крик с той стороны и увидели, как Лёнька Куденко машет им рукой.
Шершень нехотя, делая над собой видимое усилие, сказал Вовику:
– Пошли подойдём, – и двинулся через дорогу.
– Шершнёв, здорово. Узнаёшь?
– Привет, Лёня, узнаю. Ты где сейчас обитаешь?
– Где я обитаю – там меня уже нету, – хохотнул тот. – У нас тут к одному фраеру дело есть. Он ростом тебя повыше, блондин заросший, в джинсах и рубахе фирменной, с портфелем. Не знаете такого?
– Нет, такого точно не знаем, в нашей школе не видели. А вы в лицо его помните?
– Слышь, Кудя, а ты его рожу поганую видел? – вступил в разговор Лёнькин дружок.
– Да нет, я его только со спины… Наверное, Толян его харю запомнил.
– А чё Толян не подрулил сегодня?
– Да второй день уже с тёлками квасит, прочухаться не может…
«Толян… Кудя… так моих ночных знакомых звали, да и у этого шрам свежий от лба вниз спускается… Не от моего ли кирпича остался? – сразу всё это сложилось у Селиванова в живую картинку воспоминаний боевого эпизода с метанием тяжёлых предметов. – Неужели это они? Похоже на то. Вот так встреча… Ну, мне боятся нечего – кроме Мишани, об этом никто не знает, а меня они видеть не могли. Хрона предупредить не успели… это ничего, они его не узнают, не зря, видно, постригся и переоделся. Готовился к встрече, чувствовал, что придут за ним». А вслух он сказал: