Переправа
Шрифт:
— А вы садистка! — укоризненно сказал Хуторчук. — Шпильки жуткое оружие, особенно в часы пик.
Они прошли через проходную и миновали общежитие. Возле своего дома Ксюша сказала:
— Благодарю вас, товарищи офицеры.
— Рады стараться! — сиплым шепотом рявкнул Хуторчук.
Малахов неловко пробормотал нечто о приятном вечере. Ксюша открыла дверь и сказала, мстя Хуторчуку за насмешки:
— Кстати, о награде. Я сегодня же напишу в «Комсомолку» о вашем подвиге. Страна должна знать своих героев.
— Что вы! — скромно сказал Хуторчук. — На нашем месте так бы поступил каждый.
Ксюша засмеялась и побежала вверх по лестнице. А они стояли и слушали стук ее каблуков, пока наверху не хлопнула дверь в квартиру замполита. Виталий поправил портупею, одернул китель под ремнем.
— Все, филолог, — сказал он совершенно иным деловым тоном, — антракт кончился. Лично я дую к своим гаврикам.
— Я тоже в казарму, — сказал Малахов, идя вслед за Хуторчуком по узкой асфальтовой дорожке между соснами. — Слушай, Виталий, какая муха тебя укусила?
— Насчет трепа? — спросил, не оборачиваясь, Виталий. — Неужто понял?
— Ты меня за кретина держишь?
— Немного есть… За филолога. Да если бы не я, ты бы раскрутил задушевный разговор и размяк, как масло в духовке.
— Что в этом плохого?
Они остановились у первого подъезда казармы. Здесь на третьем этаже квартировала рота Хуторчука. Свет фонаря высвечивал лицо Виталия, и Малахова поразила его беспричинная суровость.
— Все плохо, — убежденно сказал Хуторчук. — Задушевные разговоры бесследно не проходят. Это пролог к новым отношениям. Мы эту науку прошли. Спасибо, больше не надо… И тебе не советую.
Если бы не грусть, против желания Виталия просквозившая в его словах, Малахов рассердился бы за непрошеное менторство.
— Ты же не знаешь ее, — сказал он с упреком.
— Чую. За такими девушками просто так не ухаживают. Ты это учти, филолог, если дорожишь свободой.
Глава XV
Семинар агитаторов полка закончился поздно. Когда Груздев вышел из штаба, на небе уже проявились звезды. Из открытых форточек в роте Хуторчука гремела песня. Несколько десятков мужских глоток что есть силы орало: «Мар-ру-ся, зачем ты слезы льешь?..», сопровождая песню лихим свистом. Груздев улыбнулся. Рота — зеркало командира. В последнее время он стал замечать, что солдаты Хуторчука даже ходить стали чуть вразвалку, подражая своему ротному.
Груздев задумался, прошел мимо клуба и вспомнил, что хотел зайти за женой, когда миновал КПП, разделяющий территорию полка и военный городок.
Возле домов между сосен бегали и неистово вопили ребятишки, вооруженные пластмассовыми автоматами и пистолетами. Слышались азартные крики: «Бей фашистов!», «Наша взяла-а!», сверкали в темноте огоньки автоматных очередей…
За спиной Груздева отчаянно завопила девчонка:
— Товарищ подполковник, а майор опять за волосы дергает!
Груздев удивленно оглянулся, решив было, что обращаются к нему, но суровый мальчишеский голос за ближайшей сосной распорядился властно:
— Капитан, арестовать майора за нарушение приказа. Сколько раз повторять: девчонок не трогать?!
— Ты чего раскомандовался? — обиженно завопил майор. — Я тоже скоро подполковником буду!
Груздев остановился, вглядываясь в тьму. Свет из окон достаточно ярко высвечивал площадку перед домами, но громадные сосны отбрасывали на землю широкие плотные тени. Полосы света и тени, перемежаясь, рябили в глазах. Наконец он с трудом разглядел в вихрастом курносом майоре сына командира третьего батальона Пилевина.
«Смотри-ка, — удивился Груздев, — Пилевина только представили на подполковника, а сын уже ждет… Пожалуй, это неплохо. Значит, уважают профессию родителя, если играют в нее. Естественно, хочешь не хочешь, а гарнизонная жизнь для наших детишек — основная школа жизни. Все к ним приходит через нее…»
И остро пожалел, что у него нет сына. Дочь тоже неплохо, но сын… Сын поступил бы в военное училище, куда Ксюшке дорога заказана.
В квартире было темно, но Груздев не спешил зажигать свет. Темнота была населена теплыми домашними запахами. Из кухни шел запах куриного бульона и гренок, из комнаты — свежий запах чистого белья, слегка опаленного утюгом. Значит, Свет Петровна дома и уже успела снять белье с чердака и погладить… И еще один легкий, еле слышный запах «Красной Москвы» — это Ксюшкины духи. Он прислушался: из кухни слышался негромкий ровный голос дочери, словно она читала вслух…
Груздев почувствовал умиротворение и расслабился, как корабль, который вошел, наконец, в родную гавань. Он зажег свет и сел на табуретку, стоявшую всегда на одном и том же месте у вешалки, сбросил сапоги и натянул толстые шерстяные носки, связанные для него Светланой Петровной из грубой овечьей шерсти.
Она всегда что-нибудь вязала, или шила, или резала по дереву, украшая квартиру своими поделками. Груздев всю жизнь дивился, как легко и незаметно управляется Светлана Петровна с хозяйством. Все успевает: постирать, приготовить еду, убрать квартиру, содержать его форменную одежду в боевой готовности, да еще полковая библиотека, читательские конференции, консультации по истории и литературе для офицеров-заочников… и на все про все одна маленькая, подслеповатая женщина. Да, а Ксюша?
Светлана Петровна практически сама воспитала Ксюшу, ни разу не позвала его на помощь…
«Ты у меня резерв Ставки, — как-то сказала она, когда Владимир Лукьянович хотел вмешаться и отчитать Ксюшку за непослушание. — Я тебя приберегаю для главного момента».
Ксюшка выросла, а решительный момент так и не наступил. «Смотри, отцу скажу» — до сих пор действует безотказно.
«Может, в этом и заключен главный воспитательный секрет, — думал Груздев. — Не расходовать все средства и авторитет старших по ерунде? А то чуть что — и в колокола громкого боя! Так же, к примеру, как суетливый начальник мелькает сто раз на дню, в самое мелкое дело лезет — подчиненные его и замечать перестают. Вон, говорят, Дименков, чуть ли не сам учит солдат, как лопату в руках держать… Не дело это. На то взводные, сержанты есть».
Груздев переоделся и прошел к себе записать кое-какие мысли в памятку, пока не затерялись среди многих других забот. И еще одно, насущное, о чем долго говорили сегодня с командиром. Это на ближайшие дни.
«Ротные Ленинские комнаты. Некоторые материалы устарели. Срочно заменить». Подумал немного и дописал: «Проконсультироваться об оформлении с художниками». Эта идея, родившаяся внезапно, привела его в хорошее расположение духа. В комнату заглянула Светлана Петровна.
— Отец, ты дома, а мы и не слышали. Идем питаться.