Перепутья

slip

Сердце отбивало неровный ритм, когда Агриппа, поднявшись на борт предпоследним, скомандовал:

– Отдать швартовы. Курс на Неаполь.

И все было предопределено.

Скоро была война.

[1] Имеется ввиду тусовка Катона, Метелла Сципиона и т.д. и т.п., которая сначала сманила Гнея Помпея на свою сторону, а потом крайне активно мешала ему нормально вести боевые действия, постоянно капая на мозги.

[2] Не имеет абсолютно никакого отношения к Сципиону, который друг Лепида младшего. Даже самую капельку не имеет. Квинт Цецилий Метелл Пий Сципион Назика полное имя.

[3] Скрибония, жена Помпея – дочь Либона. Скрибония, жена Августа – его сестра. Все сложно.

[4] Шпилька одновременно и в огород Катона, и в огород Кассия. Больше – на вики, автор не знает, можно ли в рамках рейтинга такое давать.

Эпилог (Мик)

Они должны были быть мертвы.

По всем возможным и невозможным законам физики и логики они должны были быть давно мертвы. Индикатор запаса кислорода был на нуле, казалось, целую вечность. Аварийная сигнализация безостановочно вопила о разгерметизации по всем отсекам. Красное зарево аварийного освещения стало постоянным спутником.

Но, вопреки всему, они все еще были живы.

Последние крупицы воздуха исчезли с того, что некогда было кораблем – но они продолжали дышать. Последние запасы еды закончились настолько давно, что никто и не помнил, как ощущается вкус – но никто не умирал от голода. Поврежденная до точки невозврата обшивка корабля никак не защищала от вездесущего космического вакуума – но никого не разорвало на куски от перепада давления и не испепелило излучением. Генератор гравитации перестал существовать как концепция – но невесомость не донимала, оставаясь далеко в позапрошлой жизни, в учебке летной академии.

Звезды гасли одна за другой. Как будто маленький ребенок, играясь, выключал тумблер за тумблером – и с каждым щелчком гасла еще одна точка на небе.

С последнего раза, когда Мик смотрел в иллюминатор, исчезли еще три – и теперь на их месте зияла черная, непроглядная и невозможная пустота.

Поежившись, он отвернулся к панели управления. Если верить датчикам, все системы варп-двигателя были полностью исправны, но раз за разом попытки его запустить заканчивались ничем.

Бесполезное и бессмысленное занятие, которое разве что помогало не провалиться в пучину безумия с головой.

Беспомощная посудина болталась посреди холодного, тихого и безразличного космоса в полном одиночестве – но они не были здесь одни. Все начиналось с шепота. Едва осознаваемого даже не звука – ощущения, где-то на грани сознания. Как белый шум. Как назойливая мысль, от которой просто невозможно избавиться.

Дженкинс просто стала жертвой первой. Тогда все было хорошо. Тогда все было понятно и удобно. Тогда, - какую-то вечность назад, - они легко отмахнулись от нее, записав в сумасшедшие и сдав в лазарет.

Сейчас…

Все начиналось с шепота – и становилось хуже с каждым днем. Медленно и незаметно. Постепенно и размеренно. Вслед за Дженкинс, он захватывал и других – и они медленно и неизбежно повторяли ее путь.

Мик не мог вспомнить их имен - и только смутное ощущение где-то сзади головы, напоминало о том, что он когда-то их знал. С кем-то, может быть, даже дружил.

Реальность расползалась между пальцев рук.

Каюты меняли свое расположение в хаотичном порядке – пока у них все еще были каюты.

За бронированной дверью нижней палубы могло таиться все, что угодно. Пляж или любимый бар. Крыша небоскреба или туннель метро. Кинотеатр или компьютерная игра.

Любимое место всех оставшихся в живых – пока и оно не исчезло, а его место не заняла темная, вязкая пустота, одновременно не похожая ни на что, и знакомая каждому где-то в глубине подсознания.

Тех, кто вошел на нижнюю палубу последними, больше никто не видел – и с каждой следующей маленькой вечностью Мик все больше завидовал им.

Какой бы не оказалась их судьба, для них уже все было окончено.

На панели лежал глухой и безмолвный комм. Последний раз он звонил несколько вязких вечностей назад – но Мик помнил все, как будто это было вчера.

Последний раз, когда из комма звучал хоть какой-то голос. Голос Ала.

Тогда они ничего не понимали. Тогда они были блаженны и наивны, пусть и напуганы – и казалось, что этого просто не может быть. Не здесь. Не сейчас. Не с ними. С кем угодно, но не с ними.

В ход шли все объяснения. Ошибка навигации. Сбой астрокарт. Временная неисправность варп-двигателя. Все, что угодно – только бы не видеть очевидного.

Закрывать глаза, прикидываться, что все в порядке – и не замечать, что реальность расползается на глазах.

Истончившаяся до предела, она начинала просвечивать – и за ней виднелись они. Области необычной пустоты. Не той, которая всегда преследовала тебя в варпе. Другой. В варпе было что-то. Частицы. Пространство. Время. Что-то, к чему они настолько привыкли, что даже не осознавали его наличия.

Пока оно не исчезало.

В пустотах не было ничего.

Пустоты не существовали – но смотрели из каждой прорехи реальности, что становились все больше и больше.

– Давай задраим эти чертовы иллюминаторы, - из-за спины раздался голос Таво, и Мик, вздрогнув, обернулся.

От жизнерадостного и улыбчивого старшего пилота осталась только бледная, неимоверно уставшая тень.

– Эта пустота, - голос Таво звучал как скрежет наждачки, - У меня от нее мурашки по коже, но я не могу от нее оторваться.

Он таращился сквозь иллюминатор, не моргая. Туда, где меньше жалкой вечности назад, ярко сиял кластер звезд.

Сейчас там была пустота.

– Каким образом, Таво? – отозвался Мик, - У нас ничего не работает.