Перепутья

slip

Один чертов звонок. Один проклятый дождь где-то между ними и Римом – и все было решено.

Малкольм рвал и метал. В нем почти не осталось ничего, что напоминало бы о спокойном и рассудительном, и разве что совсем немного напуганном соседе Густавссона, с которым Ал разговаривал вроде бы совсем недавно, и в то же время словно в другой жизни. У него на острове осталась маленькая дочь, и как отец, Ал его прекрасно понимал, но контраст все равно был слишком и слишком разительным.

Обычно решительная Шимкова словно бы уже истратила весь свой нескончаемый запас энергии и оптимизма и теперь просто таращилась на небо, огрызаясь каждый раз, когда кто-то пытался с ней заговорить.

В отличие от искренне растерянного Франсуа, рот которого не затыкался ни на секунду. Испуг совсем не подходил его квадратному лицу и накачанному телу – и было в этом что-то комичное.

И только Паулю удалось сохранить необычайное и в чем-то даже философское спокойствие. Достаточное для того, чтобы осаживать Малкольма, когда он совсем уже зарывался, успокаивать трясущегося Франсуа и пытаться растормошить Шимкову.

Еще совсем недавно они могли встретиться разве что в “чистой” зоне космопорта – но та жизнь осталась далеко позади. Настолько далеко, что над ней уже словно бы повисла тонкая пелена, размывающая силуэты и вынуждающая сомневаться, а было ли это на самом деле, и если было – то с ним ли?

Корабль прибыл на место назначения следующим утром. Только на горизонте забрезжил рассвет, из темноты над бортами выросли горы. Время шло, солнце поднималось все выше – и горы тоже росли, словно нависая над небольшим в сравнении кораблем.

Пираты бегали по палубе, и в их беготне и только примерно понятных командах чувствовалась слаженность единого организма. Они сложили паруса – и в это же мгновение поднятые до того наверх весла пришли в движение. Всех присутствующих наверху обдало брызгами. Корабль качался из стороны в сторону сильнее, чем в открытом море, несмотря на все уменьшающуюся скорость.

Резкий рывок и звук удара ознаменовал швартовку. Тяжелый деревянный трап опустился вниз, и почти сразу на борт забежал ушлый щуплый мужичок с проплешиной на затылке, едва прикрытой жидкими волосами. В руках у него был какой-то свиток, а его активная жестикуляция сбивала с толку.

Команда пиратов разделилась на две равные части, и когда одна половина сбежала вниз на причал и скрылась из виду, от второй отделился один мужчина и подошел к ним.

Звякнули ключи, и тяжелая цепь, соединявшая их кандалы с мачтой, упала на палубу. Повесив ключи обратно на пояс, пират окинул их равнодушным взглядом и коротко скомандовал:

– Подъем.

Второго приглашения не потребовалось. Все они, как один, поднялись с влажноватых досок и медленно побрели в сторону выхода. И бывшие члены команды Ала, и пассажиры, и те местные бедняги с Китеры, кому не хватило времени скрыться за каменными стенами города – сейчас они едва ли отличались друг от друга хоть чем-то.

Выросший за бортами корабля остров разительно отличался от Китеры, с которой их так бесцеремонно выкрали. Здесь не было ни намека на непривычно приземистые деревья, пожухлую от отсутствия дождей и палящего солнца траву и редкие кустарники, которые хотелось убить, чтобы не мучались – наоборот, все оттенки зеленого резали по глазам и заставляли прищурится.

Если на Китере каменные здания, пестрящие всевозможными цветами, казались уместными и радовали глаз посреди выжженной солнцем полупустыни, то здесь они портили вид своей аляповатостью, перегружавшей и без того перегруженные зеленью рецепторы.

Замыкавшего колонну незнакомого грека толкнули в спину – и все пришли в движение. Ноги Ала не успели задеревенеть окончательно за сутки сидения на палубе – остальным, судя по раздававшимся отовсюду кряхтению и стонам, повезло намного меньше.

– И мы просто так пойдем? – раздался сбоку тревожный шепот, и Ал успел вздрогнуть быстрее, чем понял, что это Шимкова.

– А у нас есть другой выбор? – так же тихо отозвался Ал.

Шимкова замялась – вся палитра эмоций поочередно отражалась на ее лице, пока она не повесила голову, тяжело вздохнув.

Острый укол совести оказался вместе с тем неожиданным.

– Слушай, я что-нибудь придумаю, - прошептал Ал, - Не знаю пока что, но придумаю. Обещаю.

Пообещать было намного проще, чем выполнить.

Какой-то пират спереди окрикнул их и, пусть Ал и не понял ни единого из утонувших в шуме прибоя и порта слов, разговор оказался закончен сам собой.

Нестерпимая вонь стала первым впечатлением от рабского рынка – и с легкостью сбросила с почетного пьедестала “дерьма, которое случилось со мной за сегодня” унизительный осмотр, предшествовавший тому, как их выгнали на заполненную клетками площадь. Куда там какой-то казарме. Тяжелый запах, ударивший в ноздри, не сразу удалось разделить на составляющие. Пот, гниль и дерьмо, дополненные едва уловимыми, но от того не менее тошнотворными сладковатыми нотками.

Если бы в желудке оставалось хотя бы что-то, Ала давно бы вырвало, но тот был пуст – и болезненные спазмы заканчивались только горьковатым привкусом во рту.

Толчок в спину – и их печальная процессия двинулась вперед. Между клетками едва оставался зазор, достаточный для одного человека – так они и шли, тонкой струйкой.

Часть клеток пустовала, часть была заполнена наполовину – и оставалось только догадываться, какой смрад здесь стоял, когда у пиратов выдавалась удачная неделя.

Их сопровождал мрачный, усталый мужик в доспехах. Весь его вид кричал о том, что он невероятно заколебался и ему слишком мало платят за такую грязную работу – и в голову пришла было мысль, что с ним можно попробовать договориться.

Но она очень быстро разбилась о жестокую реальность. Шимкова всего лишь на мгновение замешкалась перед порогом клетки, настолько явно отделявшем их от свободы – и сопровождающий, не поведя бровью, схватил ее за предплечье и с силой толкнул вовнутрь. Запнувшись, она потеряла равновесие и упала прямо в грязь.

Сопровождающий никак не отреагировал на это, словно упала не молодая девушка, а табуретка – и Ала как будто окатило ледяным душем.

Больше никто не пытался сопротивляться. Хлипкая калитка за спиной захлопнулась, звякнули ключи – и они официально превратились из свободных людей в…