Перес едет в Зеленецкий лес
Шрифт:
Поезд прибывал в Зеленецк.
Привет, Человек!
– Свободных мест нет! – рано утром сурово сказал портье.
– А может, мы подождем, и что-нибудь освободится? – жалобно спросила я.
– Нет, не освободится! – молодой человек недобро покосился на мой рюкзак, который благополучно продолжал храпеть уже второй час по приезде в Зеленецк.
– Войдите в наше… в смысле мое положение, – я сделала уже третью попытку снять нам номер в единственной гостинице маленького города, – поймите, здесь просто больше негде остановиться.
– Ну отчего же? – портье проявил благосклонность. – Вы можете снять однокомнатную квартиру для себя и своей собаки. У нас с животными нельзя и нечего прятать несчастную в рюкзаке. Ну-ка, кто там у нас? Ути-пусеньки, маленький! Хрипит от недостатка воздуха, – авторитетно заявил молодой человек, протягивая руки к рюкзаку.
– Нет, вы знаете, собаку лучше не беспокоить. – Я поспешно спрятала рюкзак. – Согласны на квартиру.
– Это славно, – портье подобрел и зарылся в телефонную книгу, – а то знаете, мало ли кто заметит. Недавно привезли хомячков, те убежали, поселились на кухне и, представьте, начали размножаться и разбежались во все номера.
Я подумала, что если Перес поселится на кухне, то единственной гостинице города наступит конец, и, вежливо улыбаясь, взяла телефон хозяина квартиры на сдачу.
Хозяин съемной квартиры оказался гораздо сговорчивее портье, наверное, потому что Перес к обеду перестала храпеть. И вот! Я вытряхнула троллиху на мягкую двуспальную кровать, где «соня» незамедлительно свернулась клубочком.
Признаться, живот у меня основательно подвело. То же самое думалось о моей компаньонке, что означало, что если ее не накормить, неизвестно где и какая еда начнет пропадать.
Пришлось выйти на улицу.
Городок Зеленецк был совсем небольшим по сравнению с моим Севером. В центре тянулась средневековая крепостная стена исконно русской архитектуры. Наступало начало мая. То тут, то там кружевными вставками белели отцветающие вишневые и яблочные сады частных домиков. Церковь, расположенная внутри крепости, отражала своими крестами солнечные лучи. Окраины, застроенные ранними и поздними хрущевками, звенели трамваями.
«Свежего воздуха оказалось столько, что его можно спокойно отгружать в Альпы», – подумала я.
Небо, как и писала раньше Чучо, было особенно синим. Таким, какое бывает только на границе с Белоруссией. Солнце закрыло облако, похожее на конька, и лучи придавали ему особый ореол. Я подумала, что мэр Зеленецкого поселения сейчас обязательно смотрит на это облако и гадает, что день грядущий принесет.
А принесет меня и Перес, вернее Перес и меня.
Вернувшись на грешную землю, я обошла три лавки, прежде чем купила достойный вкуса старой троллихи яблочный пирог с корицей, а заодно остановилась у газетного киоска:
– Добрый день! – с белорусским акцентом приветствовала меня пожилая аккуратная продавщица, сама очень похожая на румяный яблочный пирожок.
– Добрый день! – поприветствовала ее я, привычно выговаривая твердое «д».
Женщина немного насторожилась. Я давно замечала, что за пределами двух столиц, где существуют сложившиеся славянские и тюркские говоры, столичная речь действует как пароль «свой-чужой».
– Извините, можно мне карту Зеленецкой области, желательно с подробной дорогой в заповедник, – теперь еще и твердое «г».
Я почувствовала себя каким-то столичным шпионом.
– «Бздюлиные закрома» вы найдете сразу, – объясняла продавщица, настороженно посматривая, – здесь поворот, здесь по кольцу, здесь еще раз по кольцу, а вот и заповедник…
«Бздюлиные закрома», – подумала я, – честное слово, такое название заповеднику могли придумать только сами тролли!».
Моя спутница, пока меня не было, не теряла времени даром, а рукодельничала. На двери съемной квартиры (хорошо, что кухонной) красовался небольшой герб. Красное поле, намалеванное неизвестно откуда взятой краской, было перечеркнуто желтой молнией по диагонали. В левом верхнем углу рисунка размещалось нечто похожее на яблочный пирог, а в нижнем правом кривыми буквами по-русски желтела надпись: «Вредить и воровать». Очевидно, Перес нашла краску только двух цветов.
По правде говоря, у меня уже начинался приступ бешенства и чесались руки наказать троллиху как следует. Почувствовавшая это старушка, прижав фамильные уши, тихонько поедала яблочный пирог в углу кухни.
– Пойду за ацетоном, чтобы стирать твои художества! – грозно прикрикнула я на нее, но тут раздался предупредительный звонок, повернулся ключ во входной двери, и сам хозяин квартиры с чистым постельным бельем в руках возник на пороге и воззрился на троллиный рисунок.
***
У меня горели уши и щеки. Как читатель понимает, я с моим маленьким домашним чудовищем оказалась на улице. Из-за Перес в последние сутки пришлось соврать уже несколько раз. Вот и полчаса назад я лепетала возмущенному хозяину, что небольшой гербик с фразой «Вредить и воровать», отдающий свежей масляной краской, нарисовали предыдущие жильцы.
Солнце палило нещадно, и тащить по жаре семикилограммовую троллиху было несколько тяжеловато.
Я развернула карту Зеленецкой области и еще раз поискала заповедник «Бздюлиные закрома».
– Мы сейчас направимся прямо к твоей дочери и посмотрим, удобно ли ты там устроишься, – пригрозила я рюкзаку.
Оттуда высунулся пятачок, выражающий, как мне показалось, невыразимое удовольствие то ли оттого, что мы направляемся к Чучо, то ли от удачного вредительства.
Дорога в Зеленецкое поселение, как и писалось раньше, сначала вилась по холмам, а затем вела между по-весеннему засеянных полей. Настроение у меня заметно поднялось, когда я увидела пару аистов, танцующих на тонких ногах, расправив крылья.