Переступить черту (сокращ.)
Шрифт:
— Может, с этого и начнем? — спросил я и метнул в него рацию.
Маленький Джон взревел, а в следующий миг они с Джеком бросились на меня, приподняли и швырнули на пол лицом вниз.
До этого мгновения я полагал, что заключенные орут очень громко, — ну так нет, они всего лишь разогревались. Пока я боролся с Джеком и Маленьким Джоном, общий вопль, наполнивший эту бетонную пещеру, начал походить на рев включенных в ангаре двигателей аэробуса.
Джек двинул меня дубинкой по затылку, и я упал на одно колено. Теперь сознание мое то включалось,
Мне удалось подняться на колени, однако Маленький Джон врезал мне ногой по ребрам. Я упал навзничь, увидел заносящего надо мной дубинку Джека и подумал: неужели это последнее, что я вижу в жизни?
Но именно тогда и произошло нечто совершенно неожиданное — за спиной у Джека просунулась сквозь решетку рука.
Рука эта была такой толстенной, что едва пролезла между прутьями. Огромная лапища вцепилась сзади в воротник Джеку. Звук, с которым его затылок начал колотиться о прутья решетки, был таким, точно это и не прутья вовсе, а гонг.
— Нравится, вертухай? — поинтересовался заключенный.
Маленький Джон, оставив меня, бросился на помощь Джеку, и я ухитрился, сипя от боли, встать на ноги. На полу валялась оброненная Джеком дубинка — я наклонился и поднял ее.
Последний раз я держал дубинку в руке уже очень давно — когда нес патрульную службу в Южном Бронксе. Но тут, наверное, та же история, что с ездой на велосипеде, потому что от первого моего удара левое колено Маленького Джона хряснуло, точно деревяшка. Я быстро отбежал назад — этот громила взревел и с удивительным проворством заскакал на одной ноге в мою сторону. В выпученных глазах у него бушевала ярость.
Дубинка, которую я держал наготове, взвилась вверх, целя ему в челюсть. Он попытался увернуться, но поздно. Удар, пришедшийся ему в висок, был так силен, что дубинка переломилась. И Маленький Джон рухнул на бетонный пол за полсекунды до того, как на него же осыпалась деревянная щепа.
Пока я огибал огромную тушу лежавшего в беспамятстве охранника, заключенные радостно орали нечто нечестивое. Я, подобрав дубинку Маленького Джона, подошел к тому из них, кто душил Джека обеими здоровенными лапищами — да так, что лицо Джека понемногу синело.
— Убей, убей, убей, убей! — вопили заключенные.
Должен признаться, предложение это показалось мне заманчивым. Я замахнулся. Но ударил не Джека.
Я ударил по руке, которая могла с секунды на секунду выдавить из Джека последние крохи жизни. Заключенный взвыл, выпустил Джека, и тот без чувств сполз на пол.
— Ладно, братан, ты в своем праве, — обиженно сказал из-за решетки здоровяк, придерживая пострадавшую ручищу другой, здоровой.
— Извини, друг, — ответил я и поволок Джека к запертой двери спортзала. — Если б он помер, я бы не смог его арестовать.
«Но хотя бы двинуть ему ногой по зубам я все-таки могу. Как-никак, мы с ним такие добрые приятели». Именно это я и проделал, приведя заключенных в дикий восторг.
Ясное дело, легко и просто ничего не дается.
Двух начальников смены, Родса и Уильямса, нашли сидящими в наручниках в одной из камер первого блока.
Оказалось, что Джек и Маленький Джон, настоящие имена которых были Рокко Мильтон и Кенни Робард, тесно общались с директором тюрьмы и благодаря этому узнали о нашем появлении заранее. Они убедили директора в том, что никакого отношения к захвату собора Святого Патрика не имеют, хоть и пребывали тогда в отлучке по болезни. А после схватили двух ни в чем не повинных коллег — те и вправду болели во время захвата — и упрятали их в камеру, чтобы заманить нас в первый корпус.
Прежде чем затолкать в полицейскую машину Рокко Мильтона, Джека, я зачитал ему его права. Стив Рино сопровождал остальных подозреваемых. Кенни Робарда, Маленького Джона, которого я наградил трещиной в черепе, увезли в больницу.
Прежде чем усесться за руль и покатить вместе с Джеком в Нью-Йорк, я достал кое-что из багажника машины. Как это ни смешно, многие подозреваемые просто умирают от желания поведать о своих подвигах. И чем больше они сами себе нравятся, тем сильнее им хочется рассказать самые гнусные подробности.
Поэтому по дороге в Манхэттен я поначалу упорно молчал, дожидаясь, когда у Джека лопнет терпение и он начнет хвастать.
— Тебе известно, — произнес он наконец, — что летом девяносто пятого на Райкерсе заключенные взяли в заложники четверых охранников?
Я оглянулся на него сквозь разделявшую нас металлическую сетку:
— Правда?
— Только мы двое и уцелели.
— Ты и Маленький Джон? — спросил я.
— Да. Все упиралось в выкуп, Майк. И конечно, никому не было дела до каких-то там охранников, особенно мэру.
— Поэтому вы его и убили? Поэтому жгли сигаретами?
Джек задумчиво поскреб подбородок:
— Между нами?
— А как же иначе? — улыбнулся я, повернувшись к нему.
— Ты не поверишь, — сказал он. — Скоты, которые нас захватили, выкололи одному из моих дружков глаза мясницким ножом, они тушили сигареты о наши руки. А мэр-поганец решил, что он выше переговоров с заключенными. Да и на похоронах моего друга я его рядом с вдовой что-то не заметил. Видать, такие почести оказывают только топтунам вроде тебя.
Я молча кивнул. Мне нужно было, чтобы Джек продолжал говорить.
— Когда городские власти в третий раз завернули мою просьбу о выходе на пенсию из-за стресса, я понял, что мне остается либо урвать кусок побольше, либо сдохнуть. А идея насчет собора Святого Патрика пришла мне в голову, когда я подрабатывал там в охране во время похорон прежнего кардинала. Я раньше думал, что туда и мышь не проскользнет — ну как же, легендарная Служба безопасности и все такое, — а оказалось, что эти мужики просто-напросто олухи и вся их работа — показуха и ничего больше.