Переулок Мидак
Шрифт:
Господин Салим Алван сидел за своим внушительным письменным столом в конце коридора, примыкающего к внутреннему дворику конторы, окружённому складами. Он находился в центре, откуда мог наблюдать за конторой и внутри, и снаружи; ему было легко следить за всеми: и за работниками, и за грузчиками, и за клиентами. Поэтому-то он предпочитал сидеть в этом месте, а не в одиночку в кабинете, как делали его коллеги-крупные коммерсанты. По правде говоря, коммерсант — по его собственному выражению — должен всегда держать глаза открытыми. В реальности же он представлял собой пример успешного бизнесмена, знатока в своей сфере, способным нести на себе такое бремя. Он не был выходцем из порождённой войной среды нуворишей, так как, опять же, по его выражению, был торговцем, сыном торговца, при том, что в самом начале его не считали богатым. Его бизнес прошёл через опасности первой мировой войны и оказался прибыльным. Нынешняя же, вторая мировая война, застигла его, утяжелив весы торговли и обогатив его. При этом он не был лишён
Жаль, и правда, что ни одному из трёх его сыновей не приходило в голову выйти вперёд, чтобы помочь отцу в его трудах. Все трое были едины в одном — они держались подальше от коммерции, и его попытки склонить их на свою сторону были напрасны. И по достижении им пятидесятилетнего рубежа он не смог избежать одного: взять все дела в свои руки. Несомненно, он сам был ответственным за такой гнетущий исход, ибо, несмотря на свой деловой склад ума, был великодушным и щедрым, или, по крайней мере, это проявлялось дома и среди родных.
Дом его имел настолько прекрасную постройку, что походил на дворец: дорогая мебель, изобилие слуг и свиты. Более того, сразу после женитьбы он переехал из Гамалийи из своего старого дома в высокую виллу-дворец в Хилмийе. Дети его росли в новой атмосфере, оторванной от среды торговцев и подобных им кругов, что несомненно, привило им некое презрение ко всем свободным профессиям. Они схватились за новые идеалы благодаря приятной жизни и кругу общения, не будучи знакомы с тем, как живёт и чем занимается их отец. Когда пришло время выбирать свой путь, они взбунтовались против советов отца и отказались поступать в торговую школу, дабы она не стала для них западнёй. Они пробили себе путь в юриспруденцию и медицину, став судьёй, адвокатом суда и врачом в больнице Каср Аль-Айн.
Но вместе с тем Салим Алван был счастлив в жизни, о чём свидетельствовало его пышное крепкое тело, толстое румяное лицо и бодрый юношеский задор. Это счастье проистекало из того, что всё у него шло так, как можно было ожидать — прибыльная торговля, хорошее здоровье, прекрасная семья, преуспевшие в жизни сыновья, нашедшие себе место, за которых он был спокоен. Помимо сыновей у него были ещё четыре дочери — все они были замужем, и весьма удачно. Всё было бы легко и хорошо, если бы время от времени он осмотрительно не задумывался о будущем своей компании и торговли.
По прошествии времени сыновья заметили усилия отца, но оценивали их с другой точки зрения: их охватил страх, что бразды правления компанией выскользнут однажды из его рук или он сам неожиданно передаст их им, а они и знать не знают, что с этим делать. Поэтому один из них — судья, Мухаммад Салим Алван, — и предложил ему оставить свой бизнес и вполне заслуженно отдаться отдыху после столь долгой борьбы. Однако от отца не скрылись истинные опасения сына, и он даже не стал пытаться скрыть своё негодование. Он закричал: «Неужели ты хочешь получить наследство, пока я ещё жив?» Такие слова отца застали врасплох и напугали сына, так как он и его братья искренне любили отца, и больше ни один из них не возвращался к столь деликатной теме. Но на этом дело не закончилось, и уверенные, что на этот раз не спровоцируют гнев отца, они принялись говорить, о том, что покупка участка земли или строительство домов, без сомнения, предпочтительнее денежных накоплений в банках. Своим умом, чувствительным ко всему, связанному с деньгами, отец догадался об истинных причинах таких разговоров, и о том, что из этого выходило. Ему было хорошо известно, что торговля, приносившая несчётные доходы, может в один момент поглотить его, а коммерсант, заботящийся о своём будущем и покупающий недвижимость, к примеру, когда наступит такой момент, будет на плаву, особенно если оформит всю приобретённую недвижимость на имя своих детей или жены, чтобы иметь хоть какие-то сбережения при выходе из кризиса. Может быть, эти сбережения будут немалыми, и он не окажется с пустыми руками. Ему было хорошо известно также о судьбе, постигшей некоторых крупных коммерсантов, зарабатывавших огромную прибыль, которые стали банкротами или полностью нищими, или даже хуже того — наложили на себя руки или умерли с горя. Да, всё это было ему известно, как и то, что сыновья его правы. Возможно, размышления над тем, что они хотят, не было в новинку для него, вот только позволяло ли военное время проделывать такие дела?! Нет. Ясно, как день. А раз так, то не лучше ли повременить с этим, отложив до тех пор, пока он не сможет легко всё реализовать? Едва подумав о том, что от этой тревоги он освободился, как старший сын-судья предложил ему постараться добыть себе титул бека. Он сказал: «Ну как же вам, отец, не быть беком, когда во всей стране полным-полно беков и пашей, намного ниже вас по положению, богатству и репутации?»
Это предложение польстило отцу. На самом деле, в отличие от прочих осмотрительных коммерсантов, он был падок на титулы и величие, и наивно задавался вопросом, как бы и ему получить такой статус. Этот вопрос
— Политика способна разрушить наш дом и поглотить наш бизнес. Вы обнаружите, что на партию придётся тратить вдвое больше, чем на себя самого, свою семью и компанию. Возможно, вы выдвинете свою кандидатуру в парламент. Выборы отнимут у вас тысячи фунтов капитала без всякой пользы ради какого-то кресла, которое вам никто не гарантировал. Ведь в нашей стране парламент — это ни что иное, как больной-сердечник, которому грозит инфаркт в любой момент! И потом — какую партию вы выберите? Если ваш выбор падёт не на партию «Вафд», то вы погубите свою репутацию в деловой среде, а если это будет «Вафд», то премьер-министр вроде Сидки-паши не станет обеспечивать будущее вашего предприятия, он просто пустит вас по миру.
Слова сына подействовали на Салима Алвана: он был полностью уверен в том, что говорили его «учёные» сыновья. Он отложил в сторону политические планы из-за своего полного невежества в таких делах и охлаждения к политике в целом. Единственное, что он знал — это несколько имён, любовь к которым он унаследовал ещё со времён Саада Заглула.
Кто-то предложил ему пожертвовать часть капитала на благотворительный проект: может быть, так он сможет получить титул бека. Поначалу это предложение не вызвало у него симпатии, так как его коммерческая жилка естественным образом питала неприязнь ко всякого рода пожертвованиям и раздариванию подарков, что не входило в противоречие с его известной щедростью, так как, по правде говоря, щедрым он был лишь с самим собой, да со своей роднёй. Но и решительным отказом он также не ответил. Титул бека по-прежнему был желанной целью, что влекла его к себе. Он понял, что получить его удастся, потратив не менее пяти тысяч фунтов. И что ему оставалось делать? Он не выразил никакого определённого мнения на этот счёт, хотя и ответил «нет» сыновьям. Несмотря на это, получение титула добавилось к прочим его неразрешённым заботам, вроде руководства компанией и покупки земли, и было отложено до лучших времён.
Какими бы серьёзными ни были эти заботы, они не нарушали его покоя в жизни — жизни человека, занятого работой весь день напролёт, а ночью отдававшегося во власть инстинктов. На самом деле, если он был занят работой, то уже ни о чём другом не думал. Он сидел за своим письменным столом, весь внимание к словам маклера-еврея, так что незнающий его человек мог счесть Салима Алвана задушевным другом этого еврея. Но на самом деле он был подстерегающим в засаде тигром, крепко-накрепко хватающим то, что сможет поймать, и горе тому, кого он сможет поймать! Опыт научил его, что этот еврей и подобные ему — враги тем, с кем необходимо дружить, или, по его собственному выражению, он был полезным чёртом. Если они спорили о цене по сделке с чаем с огромной гарантированной прибылью, Салим Алван крутил свои пышные усы и отрыгивал всякий раз, как погружался в серьёзные раздумья. Покончив с чаем, иноверец пытался предложить ему покупку добротной недвижимости — поскольку ему было известно о желании господина приобрести её, однако последний уже решил отложить это дело до окончания войны, и потому отказывался даже слушать его. Посетитель таким образом покидал контору с единственным заключённым контрактом. Но приходили туда и другие иноверцы. Господин Алван же продолжал свои дела. В полдень он поднимался и шёл обедать — он обедал в своей изящной комнатке, где имелась постель, в которой он спал днём. Обычно обед его состоял из овощей, картофеля и подноса с фариком — поджаренной недозрелой пшеницы. Закончив обед, он шёл в постель, где отдыхал час-два. В это время затихала и деловая активность в конторе, да и весь переулок Мидак погружался в тишину и покой.
За подносом с фариком скрывалась целая история, известная всем обитателям переулка. То была одновременно и еда, и лекарство, приготовленное ему по рецепту одним из приближённых работников конторы. По сути, оно оставалось секретом между ними двумя, хотя в переулке Мидак ни один секрет не мог сохраниться долго. На подносе с фариком был жареный голубь, смешанный с измельчённым мускатным орехом — всё это он поглощал за обедом. После чего он раза два-три выпивал по стакану чая каждые два часа, магический эффект от чего начинался ночью и длился два полных часа, принося истинное ликование! Содержимое этого подноса по сути оставалось тайной, о которой ведали лишь оба мужчины, да Хуснийя-пекарша. Обитатели же Мидака, видя его, считали это самой что ни на есть правильной едой. Некоторые говорили: «Да принесёт это ему исцеление!», другие же бормотали сквозь зубы: «Да наполнится эта еда ядом для него, с позволения Господа!»