Перевертыш
Шрифт:
— Просто Егор Алексеич, — попросил тот.
— Егор Алексеич, а можно коньяк понюхать? Вот тот, со стола? — спросил Пан.
— Да хоть выпей всё, если это поможет, — Октябрьский дал знак, и Марта, сорвавшись с места, поднесла Пану открытую бутылку и стакан.
— Нет, хотя, может быть…
Пан слегка запутался в своих желаниях, но не стал продолжать, а просто закрыл глаза и, перехватив из рук Марты бутылку, принюхался к коньяку. «Точно, — всплыло в голове, — мы тогда точно такой и пили…»
Пили коньяк,
— Берег, океан, — хрипло сказал Пан. — Было такое…
— В точку, — поддержал его до сих пор молчавший Успенский. — Там еще одна подруга, блондиночка, говорила, мол, хорошо в такие времена, когда, как у этой Шашки…
— Шаки, — перебил его Пан.
— Один черт, Шашки, — заупрямился старший сержант, — хорошо, как у этой Шашки, когда есть знакомые у моря, мол, всегда пропитание раздобудешь, да и на обмен рыбу пустить можно…
— И на каком языке она говорила? — дернул головой, как взнузданный конь, Октябрьский.
— Так… это, с нами же Пельмень был, — смутился Успенский, сообразив, что наболтал лишнего и теперь еще и перевел стрелки на бедного еврея.
— Какой Пельмень? Разъясняйся точнее, я в батальоне не служу, — нервозно, но корректно попросил Егор Алексеевич.
— Наш Пельмень, в смысле рядовой Пельман, — решил, раз уж сказал «а», то договаривать и «б», Успенский. — Он с нами был в ту ночь у девчонок, переводил. Он, хоть и рядовой, но при штабе у нас, переводчиком…
— Хорошо язык знает? — осведомился Октябрьский.
— Институт по языкам окончил, — пожал плечами старший сержант, — правда, ускоренный весенний выпуск, но шпрехал по ихнему неплохо, все его понимали…
— Так, а что на берегу океана, Пан? — переключился на снайпера Октябрьский. — Не просто же берег?
— Да, не просто. Там какой-то домик, то ли её друзей, то ли просто пристанище для нее, — начал объяснять Пан. — Вообщем, она говорила, что отдыхает там, ремонтируется, ну в смысле, восстанавливается… как-то так, трудно передать точнее, без слов же всё было…
— Значит, домик у океана, — задумчиво повторил Егор Алексеевич.
— База… база, или что-то похожее, — опять послышался жуткий акцент Марты. — Думаете, они еще там?
— Знать бы — где, — с сомнением сказал Октябрьский и гаркнул неожиданно так, что Пан чуть не выронил бутылку: — Прошин!!!
На этот крик, едва не снеся дверь, влетел в комнату майор-лейтенант с обоими пистолетами наизготовку. Увидев, что ничего страшного в помещении не происходит, и звали его совсем по иному делу, смущенно
— Слушаю!
Пан и Успенский переглянулись. Давненько на глазах старшего сержанта явно не простые офицеры с липовыми майорскими погонами так не тянулись перед штатскими. А Пан такое в своей жизни вообще видел в первый раз.
— Голубчик, — уже спокойно, почти нежно, сказал Егор Алексеевич, — добудь нам, пожалуйста, карту пригородных районов, выходящих на океан. Как можно более подробную и как можно скорее…
— А как же? — майор-лейтенант обвел глазами собравшихся, но Октябрьский успокоил его:
— Не переживайте, голубчик, с нами такие боевые ребята остаются, что отобьемся от любых напастей…
Все эти нарочито мягкие, какие-то литературные слова совсем не вязались со взглядом Егора Алексеевича, цепким, горящим, похожим на взгляд хищника, почуявшего добычу. Но майор-лейтенант на такое обращение не поддался.
— Не имею ж права, товарищ Октябрьский, — жалобно сказал он.
— Я тебе потом твои права объясню, — посуровел Егор Алексеевич. — И обязанности — тоже. Карту, живо. И — будешь пробегать мимо мишинского кабинета, попроси капитана к нам зайти. Очень надо. Но только именно «попроси», а не гони впереди себя с поднятыми руками, знаю я ваши плохие манеры. Действуйте, лейтенант.
Перемена тона и перескакивающее «ты»-«вы» в словах Октябрьского окончательно сбило Прошина, но теряться и поддаваться панике ему было нельзя ни при каких обстоятельствах. Пришлось действовать, но сначала майор-лейтенант обратился к Пану и Успенскому:
— Товарищи, личное оружие имеется?
— Так точно, — хором отозвались бойцы, одновременно похлопав по своим кобурам, где дремали «семены».
— Без предупреждения применять по любому вошедшему, кроме меня и капитана Мишина, — приказал Прошин.
— Есть, — отозвались синхронно бойцы, вновь переглянувшись.
Вот только после этого майор-лейтенант позволил себе выйти из комнаты и устремиться на поиски подробнейшей карты окрестностей города.
Проводив его взглядом, Октябрьский хмыкнул и попросил бойцов:
— Вы все-таки со стрельбой поосторожнее, а то мало ли какой чудак, не знаючи, заглянет… А те, кто тут набезобразничал уже далеко. Да и не знали они, что мы прилетели…
— Ты уверен, что не знали, Георг? — уточнила Марта.
— Если бы знали, с нас бы и начали, а не с подвала, — спокойно сказал Октябрьский.
И Пана поразило, как равнодушно сказал Егор Алексеевич о своей возможной страшной смерти. Будто давно готов к ней, готов встретить её достойно, без паники и слез.
— Товарищ…э-э-э… Егор Алексеич, — поправился Успенский, — а сколько же человек комендатуру атаковали? И чем же они так народ в подвале порезали? Никогда такого не видел…