Перевоспитать бандита
Шрифт:
— Уж тропинку до дороги как-нибудь расчищу. — Независимо задираю подбородок. Современная женщина я или кто?
Хмурая складка между бровей делает его ещё более устрашающим.
— А дрова ты тоже наколешь сама? Воды натаскаешь? Баньку растопишь? — продолжает он меня запугивать.
— Найму сезонного помощника! Настоящего мужика. — Тоном даю понять, что Хаматов к числу таковых не относится.
— На зарплату училки? — Таким тяжёлым взглядом, каким он меня припечатывает в ответ, можно железо гнуть. — Детский сад,
По больному ударил, подлец.
Вот же гад! Козёл-козлище.
— Это мы ещё посмотрим, — бросаю я и делаю шаг от забора, стараясь не вестись на провокации.
Юрьевна права, мутный он какой-то. Стоит вести себя с ним осторожнее.
Под ногой с треском ломается сухая ветка. Хаматов пользуется тем, что я отвлеклась, тут же ловит меня за руку и дёргает назад.
— Спятил?! — вскрикиваю, от испуга едва не подавившись собственным сердцем.
— Значит, будешь мне и дальше мозолить глаза? — рычит он, не замечая моих трепыханий.
— Именно, — шиплю, кое-как выдёргивая кисть из его пальцев.
Идея спать на свежем воздухе уже не кажется мне привлекательной. И дверь изнутри я запираю на все замки. Открытыми оставляю только окна, рассудив, что широкие плечи соседа в такой узкий проём не протиснутся.
Не то чтобы он был похож на насильника, но… впервые на меня мужчина так бурно реагирует. Его аж распирает потребность доминировать. Законченный шовинист!
На новом месте ворочаюсь постоянно. Душно, и запах затхлый нисколько не выветрился. Тут бы убрать хорошенько, а в идеале — сгрести всё и сжечь!
Будильник заходится ни свет ни заря. Закончив сборы, выхожу на крыльцо с чашкой крепкого кофе.
— Доброе утро, соседка. — Ехидная физиономия Хаматова тут же показывается из-за забора. Отвратительно бодрая на фоне моего состояния. — Как спалось? Домовой не шалил? Комары не кусали?
— Буду очень признательна, если ты продолжишь заниматься своими делами.
— Кстати, о делах. Я думаю, пора собирать урожай.
— Чего?
— Морковка, говорю, созрела, — обнажает он в лисьей ухмылке ровные зубы, указывая взглядом на сочные пучки зелени, хаотично рассыпанные среди прочей травы. — Если что, лопату обычно держат в сарае. Ну да ты не принцесса, разберёшься ведь?
Вот же холера. Сарказм в его голосе можно вёдрами черпать!
— Я одного не пойму, чего ты всё от меня не отстанешь?
— Ну, ты же сама у меня на виду поселилась, трусы вон развешиваешь прямо под носом. Я, как любой здоровый мужик, не могу игнорировать такое кокетство. Того и гляди, начну фантазировать всякое... А ты не выдержишь сурового сельского быта и упорхнёшь. Разобьёшь мне сердце, к гадалке не ходи…
— Что за чушь ты несёшь? — Стремительно краснею, в цвет постиранного белья.
— Что раз решила здесь поселиться, неплохо бы и хозяйством заняться. Я тебе свою морковку сладкую не дам. И не рассчитывай. — Подмигивает игриво.
Фу, пошляк.
Честное слово, хоть всё перекапывай!
Глава 5
Глава 5
Морковь уродилась какая-то странная, совсем непохожая на овощ с магазинных прилавков. Вся какая-то чахлая и серая, из знакомого — только запах. Но как говорится, что выросло, тем и богаты. Наверное, кормовая.
Набралось только полведра. Зато сошло семь потов! Земля каменная. Копать тяжело, выдёргивать неудобно, в руках остаётся одна ботва. И ещё этот сосед. Встал опять у забора и смотрит. Своим пристальным взглядом через бельё прожигает.
Не передать, как меня этим выводит!
Просто невыносимо!
— Ты чего-то хотел? — Оборачиваюсь, не разгибая спины. Так и есть, пялится на мой зад, бесстыжий!
— Подошёл узнать, как успехи.
Ёрничает, негодяй.
Ну или у меня паранойя. Такое чувство, что сельчане только ради того и проходят здесь, чтоб разузнать, чем я таким занимаюсь. А выведав, в чём дело, понимающе кивают. И уходят посмеиваясь. Так вот, самодовольное лицо Хаматова только усиливает это впечатление.
— Прекрасно! — жизнерадостно улыбаюсь ему назло.
— Отлично! — скалится он с такой же мнимой заботой к моим страданиям.
Ему хорошо говорить. Сосед в светлых джинсах и расстёгнутой рубашке выглядит словно сошёл с обложки журнала.
Не по себе становится, что я такая пыльная и потная. Ужасно хочется сбежать скорее в душ, надеть тот лёгкий, воздушный сарафан, что обошёлся мне в пару стипендий. И тогда бы он…
Эх, тогда бы…
Белехова, ты перегрелась на солнце. Однозначно.
Разогнувшись, со злостью бросаю в ведро очередной корнеплод.
— Я одного не пойму. Где ряды? Не с порога же ваш председатель семена рассыпал. Или это птицы твои всё художественно вытоптали?
Павел щурится на своего гуся, тот косит голубым глазом на Павла. Потом оба смотрят опять на меня. Как на дуру.
— Ты что, Паштет такую дрянь не жрёт. Это кроты, наверно.
И снова хитро переглядываются. Очень, чтоб их, выразительно!
Сжимаю зубы. Терпеть не могу это поганое чувство, когда с тебя угорают, а ты не можешь понять, в чём же дело.
Ладно.
Ладно!
— Дыру в заборе всё равно заделай. Мужик ты или кто?
— Давай не будем обзываться, — надменно усмехается сосед, как будто лучше меня понимает, почему я цепляюсь. — Кстати, как вёл себя мой сын сегодня?
— Ужасно. Сразу три девочки довёл до слёз. Одну тем, что нагло вырвал листы из тетрадки. Вторые две — его любовное письмо не поделили.
— Ябеда! — возмущается Вовочка, выглядывая из-за куста сирени. Лёгок на помине.
— Он меня совершенно не слушается. — Развожу руками.