Переяславская рада. Том 2
Шрифт:
— Вы, пан?.. — растерянно спросил канцлер, заслоняясь рукой, точно перед ним стоял призрак.
— Вашей милости покорный слуга, ротмистр Станислав Гроздицкий. Известия, привезенные мною от пана Ястрембского, настолько важны, что я осмелился немедленно явиться к вашей ясновельможности.
Гроздицкий подошел ближе к канцлеру и сказал:
— В Переяславе дня восьмого января Хмельницкий со старшиной, купно с чернью, присягнули царю Московскому на вечное подданство Украины Москве.
И хотя Гроздицкий произнес эти слова тихим, хриплым голосом, Лещинскому показалось, что пушечный залп прогремел
6
Все пошло вверх дном в ту суровую зиму 1654 года, когда его святейшество папа Иннокентий X получил известие от своего варшавского нунция Иоганна Торреса о Раде в Переяславе.
Не снилось и не гадалось переяславчанам, как глубоко и как надолго западет в память римских пан даже самое название их города. Никто из множества обитателей города и не подумал, что во вселенской столице, в печальной памяти Ватикане, за суровыми стенами иезуитских коллегий, в монастырях, в палатах королей и в княжеских замках не однажды будет идти речь о событии, происшедшем в Переяславе.
С глазами, налитыми кровью, сжимая в руке лист шелковой бумаги, исписанный хорошо знакомым, твердым почерком варшавского нунция, полный гнева и яростной злобы, уставился в темный угол своей мрачной опочивальни Иннокентий X. Сомнения грызли его святейшество. Неужели не суждено ему, монарху католической церкви, собрать все земли под своею тиарой? Однако теперь шло дело уже о другом. То, что казалось добытым и покоренным, отпадало и угрожало. Разве одного Игнатия Лойолы достаточно для таких еретиков? Тысячу тысяч таких, как Лойола, нужно размножить на земле, чтобы испепелить на кострах дерзкую чернь и ее вожаков!
Больше, чем кто-либо на свете, больше, чем короли, цари, герцоги и князья, султаны и ханы, собранные воедино, понимал пана Иннокентий X всю губительность Переяславского акта для далеко идущих замыслов Ватикана и его верных союзников.
Переяславский акт делал невозможным дальнейший успех унии. На пути Ватикана, вопреки действиям, какие с давних пор проводил он под видом борьбы за «гроб господень», на этом утоптанном и проторенном многими поколениями пути возникали новые препятствия. Оказывалось, что ни инквизиция, ни умиротворение вооруженною рукой, ни все хитросплетения унии — ничто не сломило той силы, которая уже расправляла свои крылья под скипетром Московского царя.
Оказывалось, что польская шляхта и ее король — бездарные трусы. Их заверения, будто бы чернь русская покорена и поставлена на колени, будто бы русские люди не сегодня-завтра подчинятся власти Ватикана, будто бы дорога на восток через русские земли будет дорогой римско-католической веры под неукоснительною охраной Речи Посполитой, — все это наглая и лицемерная ложь.
В далекий Рим с востока несло ветром зловещий, едкий дух непокорности.
Пример Украины придавал силы многим народам.
Уже не одни еретики со своим вожаком Хмельницким беспокоили папу Иннокентия X. С ними одними в конце концов можно было справиться. Но не теперь, когда рядим стояла Москва! Ошибкой было думать, что после Поляновского мира, которым так похвалялись сенаторы Речи Посполитой, Московское государство не подымется.
Как это случилось?
Что произошло?
Кто
Не только у Ватикана возникали эти вопросы…
Иеремия Гунцель — не кардинал и не архиепископ.
Если коснуться его чина и звания, то, по сути дела, он никакого официального положения в церковной ватиканской иерархии не занимает. В Рим он прибыл обычным в те времена путем, как и все странники, не испытывавшие недостатка в деньгах.
По дороге, сразу за польской границей, к услугам Иеремии Гунцеля были удобные покои, сытная и вкусная пища, хорошее вино, веселые и нестрогие женщины. Если по временам возникала необходимость, — а такую необходимость Гунцель не только предвидел, но и сам создавал, — тогда он на глаза преподобных отцов, настоятелей монастырей, командоров орденов являлся в рыжей, убогой сутане, босой, с посохом в руке. Пройдя, со множеством поклонов, сквозь строгие ворота монастыря, смыв дорожную пыль и скинув вериги и рубище, он, очутившись в настоятельских покоях, поучительно высказывал свои мысли, иногда отдавал приказания, а отец игумен внимательно слушал, приговаривая в перерывах:
— Sancta Mater! [1] Мудро речете, ваше преподобие.
Сделав, что нужно, убедившись, что его слова дошли до того, кому следовало, он отправлялся дальше, когда требовали обстоятельства, — в карете, одетый в дорогое дворянское платье, а если нужно было — снова пешком, в своей длинной рыжей рясе.
Необходимо отметить и то, что в пути Иеремия Гунцель был гостем австрийского императора Фердинанда III. В императорский дворец он вошел босиком. Постукивая суковатым посохом, он шел по зеркально блестящему паркету, оставляя на нем грязные следы и бесцеремонно стряхивая пыль со своей рыжей, обтрепанной, точно обгрызенной собаками, сутаны.
1
Пресвятая богородица! (лат.).
Императорские гвардейцы, камер-пажи и просто пажи стеклянными глазами глядели на монаха. И не такое приходилось им видеть в императорском дворце.
При аудиенции, какую получил у императора Иеремия Гунцель, присутствовал только барон Алегреттн.
Появление Гунцеля и беседа с ним были не только кстати, но представляли большое значение для императора и его министра.
Свободно и непринужденно сидел перед императором Иеремия Гунцель. Как и подобало человеку его звания, он держался в императорских покоях с достоинством, непринужденно отвечал на вопросы, слушал и, если нужно было, сам задавал вопросы.
Вести, принесенные Гуицелем, заслуживали того, чтобы имперская казна позаботилась и о самом Гунцеле, и о его хозяевах. Это было сделано быстро и безмолвно. Пока Гунцель сидел у императора, молчаливые и проворные чиновники делали свое дело.
Над Веной играло солнце. Снег выпал и растаял. Зима здесь почти не чувствовалась. Однако император изволил сочувственно заметить:
— Не вредит ли вашему здоровью такая убогая одежда? Ведь вы пришли из холодных и суровых краев?
Иеремия Гунцель пронзительно поглядел на императора, покачал устало головой и ответил: