Переяславская рада. Том 2
Шрифт:
Бутурлин ждет — сейчас его поддержит князь Прозоровский. Этот года два прямо из кожи лез, чтобы приняли но внимание челобитную гетмана Хмельницкого. Вышло как хотел. Успокоился, а что касательно свейского королевства, это теперь не его забота. Но Прозоровский как воды в рот набрал. Молчит, поблескивает своими заморскими окулярами, прячет глаза за стеклами. Выскреб волосы на щеках, обычая стародавнего не держится. не будь он в гостях, сплюнул бы со злости на красный ковер, что под ногами. Бутурлин недовольно засопел.
— Нет, негоже так, Василий Васильевич. Негоже! — твердо говорит Ордын-Нащокин, подымаясь с
Строго и осуждающе смотрит он на Бутурлина. Тот обиженно разводит руками: мол, твое дело.
— Оно, конечно, спокойнее на лежанке зады отогревать, — квасом надуться и отрыгивать… А тем временем враги коварные твою родную землю по кускам раскрадывают… Среди белого дня. Ничего не боятся, не скрываются, лезут в твой родной прародительский дом бродяги и воры, хватают у тебя из-под носа, а ты представляйся, что не видишь; только когда до лежанки доберутся, ухватят за бороду, тогда опомнишься, да поздно будет, Василий Васильевич. Поздно!
Говорил уже в великом гневе. Голос звучал высоко, горячо. Прозоровский согласно кивал головой. У Бутурлина под сердцем закипело. Погоди, бритый! Чего прицепился? Нашмыгал носом. Где ж такое видано, чтобы худородный его, великого боярина, поучал… Но Ордын-Нащокин не остановился на этом. Погрозил пальцем кому-то невидимому за окном.
— Не будет так! Не дадут люди русские, чтобы так было. Нет! Малую Русь взяли под свою опеку…
— Царь взял, — язвительно перебил Бутурлин. Подумал: «На-кось выкуси!»
— Царь, сиречь держава Московская, все люди русские, — с улыбкой возразил Ордын-Нащокин.
— Людей русских, особливо смердов, много, а царь наш, — упрямо настаивал Бутурлин.
— Без смердов воевать не пойдешь, Василий Васильевич, хлеба не соберешь, на печь и то не влезешь…
Ордын-Нащокин сжал кулаки, засунул их в карманы кафтана. Хотелось взять за плечи спесивого ближнего боярина, вытолкать за дверь. Отвернулся и поймал прищуренный, хитрый взгляд Прозоровского, Этот тоже горазд за чужой спиной сети ткать… Прячется за окулярами…
Прозоровский осторожно кашлянул. Сложил вчетверо платок, помахал перед носом, сказал степенно:
— Слова твои, Афанасий Лаврентьевич, разумны. Самое время сейчас о свейских делах поразмыслить и царю о том доложить, но…
— Господи! — Ордын-Нащокин прижал руки к груди. — Разве я говорю, чтобы сейчас же все делать? Идти войной на свейское королевство не сегодня…
— Может, они и так отдадут этот Ивангород… — Бутурлин все еще обиженно отдувался.
— Василий Васильевич, — горячо заговорил Ордын-Нащокин, — не «этот Ивангород», а наш, русский город Ивангород, а сверх того еще Ямь, Копорье, Орешек… А вспомни у поминки, которые мы позорно уплатили? А то, что от моря нас отрезали? Ты поговори с людом торговым — задыхаются. Гниет в амбарах товар, зерно… Чужие флаги гуляют по нашим водам… Давно пора громко сказать всем думным людям, всему боярству великородному: «Столбовский мир — постыдный мир». Это не мир, если нам на горло наступили и нам пришлось согласиться, Свейские короли Балтийское море замкнули, султаны — Черное. А нам что, издыхать? Да? Замыслы Хмельницкого на юге достойны всяческой хвалы. А надо еще о севере подумать. Надо.
Бутурлин молчал.
— Переяславские статьи, все, о чем просит гетман Хмельницкий, не тратя времени подтвердить. Отберем вместе с казаками наши отчины у поляков, возвратим Смоленск в лоно нашей державы, выйдем на Черное море, и о Балтийском подумать сейчас не лишнее…
— Ты гляди, Афанасий Лаврентьевич, как бы паны-ляхи за нашею спиной со свейским королевством не сговорились, с турками, татарами, с валашским и молдавским господарями…
— Всем нам того глядеть надлежит, — тихим голосом проговорил Прозоровский.
Ордын-Нащокин благодарно кивнул ему головой.
— Я свое на Малой Руси совершил, — спесиво заговорил Бутурлин. — Крымский хан теперь за Перекоп носа не покажет, король Речи Посполитой устрашен.
— Великое дело совершил, Василий Васильевич. Мудро, как муж государственный. И потому удивляешь ты меня теперь. Хочешь жить только нынешним днем. А нам такое житье — смерти подобно. На великой дороге стоит Москва! На этой дороге все предвидеть нужно. Все. Так будем же действовать единодушно, решительно. Возвратить все земли русские, держать в страхе татар. Турок из Азова выгнать. Между тем предупредить козни свейского королевства. Без Черного и Балтийского морей нет жизни для нас. Доподлинно так! Ныне с нами Малая Русь, завтра будет Белая Русь, Червонная и те люди, кои языка и веры с нами одной, кои под иными царями и господарями, кои на султанской каторге в муках изнывают, — будут все с нами, и всех купно в одной державе соберем.
— Добро, добро! — подхватил Прозоровский, когда Ордын-Нащокин устало опустился в кресло.
— Твою руку, Афанасий Лаврентьевич, на Земском соборе я держать буду, — сказал вдруг Батурлин.
Ордын-Нащокин вскочил. Встали Бутурлин и Прозоровский. Пожали друг другу руки.
За окном уже смеркалось.
4
Званы были к царю Алексею Михайловичу ближние бояре, кои посольские и чужеземные дела ведали, — Ордын-Нащокин да Прозоровский. Когда явились, там уже сидел Артамон Матвеев, — он в тот самый день возвратился из Брянска, где задержался в войске, едучи с Украины.
Царь принял бояр в опочивальне. Свечи перед зеркалами посылали мягкий, приятный свет на обитые зеленым бархатом стены. Царь сидел в низеньком кресле. Милостиво кивнул головой боярам. Подал руку для целования. Пригласил садиться. Всем показывал: беседа приватная, можно говорить все, а тем паче то, что будущего похода и дел посольских касается.
Ордын-Нащокин откашлялся, прижал правую руку к сердцу, начал:
— В иноземной политике, ваше величество, должны мы соблюдать три основных пункта, коих держаться надо. Первый, ваше величество, — закрепление взятой вами под высокую руку Малой Руси и освобождение всех земель малороссийских, пребывающих под ярмом шляхетской Речи Посполитой, а также под султаном оттоманским и ханом крымским.
Ордын-Нащокин перепел дыхание, глянул исподлобья на царя. Тот закрыл глаза, будто не слушал боярина. Но когда Ордмм Нащокин замолчал, сказал тихо:
— Говори дальше.
— Второй пункт — возвратить наши исконные русские земли, кои незаконным способом свейское королевство захватило. — Голос Ордын-Нащокина дрогнул. Князь Прозоровский подобрал губы, глубже вгрузнул в кресло, словно опасаясь: что-нибудь худое случится. Тряхнув головой, Ордын-Нащокин отважился и сказал: — Столбовский мир — постыдный мир.