Перезагрузка. «Бывали хуже времена…»
Шрифт:
– Шпрехают чего-то, я ж только отдельные слова понимаю.
– Учиться лучше нужно было, товарищ Саша. Тогда б понимал. Это у меня семь лет общеобразоваловки (произнося последнюю фразу, Дмитрий едва не заржал), а ты вон целых три курса института закончил.
– Два, товарищ командир. Я ж в октябре заявление на фронт подал…
– Да шучу я, шучу. Если б мы заранее знали, что фриц сунется, все ихний язык вызубрили бы до последней сраной буквы. Кстати, а какая у них там последняя?
– «Цет» вроде, товарищ лейтенант. Кажется…
– Кажется ему, – сварливо пробурчал Дмитрий, выглядывая из башни и поднося к глазам бинокль. – Когда кажется, креститься нужно… ага! Вот и гости незваные пожаловали, мать их. Экипаж, к бою! Только спокойно, не дергаясь.
Захаров снова высунулся наружу:
– Раз, два, три… ну, кто б сомневался. Обожаю фрицев за предсказуемость, всегда воюют по стандарту, даже в сорок третьем, – последнее он, впрочем, пробормотал себе под нос, уверенный, что его не услышит никто из экипажа. Три мотоцикла, два броневика. Над срезом угловатого корпуса, размалеванного двухцветным камуфляжем со следами смытой зимней побелки, видны шлемы пехотинцев, осматривающих обочины. Курсовой пулемет смотрит вдоль дороги, кормовой вовсе задран в небо. Тот самый передовой дозор, который они должны пропустить. Их цель – основная колонна. Которую они и будут избивать до последнего снаряда в боеукладке.
Дмитрий криво усмехнулся собственным мыслям: угу, именно до последнего! У них почти двойной «бэка» на борту – успеть бы хоть треть израсходовать, прежде чем их самих спалят! А в том, что их спалят, он совершенно непатриотично не сомневался. Немцы – вовсе не идиоты, тем более на третьем году войны. И что к чему, поймут очень даже быстро. А уж там, маневрируй не маневрируй, веди огонь с ходу или с места – рано или поздно напорются на болванку – и все, «нас извлекут из-под обломков, поднимут на руки каркас»… Кстати, вот интересно, тот, кто писал эти слова, хоть примерно представлял, о чем вообще речь? Что это еще за каркас такой у танка? И как можно поднять на руках тонн эдак двадцать – двадцать пять, даже ежели вес башни не учитывать? Вот именно…
Замыкающий короткую колонну «Ганомаг» прокатил мимо; кто-то из немцев выкинул через борт консервную жестянку и следом за ней пустую бутылку. Ни хрена себе, они что, еще и жрут на ходу? И бухают?! Хороши разведчики, нечего сказать…
Так, все, хватит мудрствовать, работать пора. Вряд ли дозор оторвался от остальных сил слишком уж далеко, километр, от силы – два. Значит, у них минут пять, не больше. Спустившись вниз, прикрыл люк – так, чтобы и шальной осколок или рикошет не словить, и выскочить, случись что, успеть. Да и лишняя вентиляция не помешает, стрелять придется много, а вытяжка на этой модели хоть и мощнее, чем на ранних «тридцатьчетверках» образца сорок первого и сорок второго, но все еще оставляет желать лучшего. Увидев, что заряжающий излишне усердно возится с запором, молча сунул ему кулак под нос, заставив приоткрыть крышку, застопорив массивную железяку ремнем. Ну, что за человек, полчаса назад же объяснял, чего делать не нужно! Хотя в чем-то его понять можно: молодым танкистам в бою зачастую кажется, что в наглухо задраенной бронированной коробке гораздо безопаснее. Чистая психология, если уж честно. Хотя там, «за речкой», его быстро отучили внутри БМП кататься. Лучше отбить задницу о броню, но иметь шанс уцелеть, чем практически гарантированно сгореть…
Поколебавшись, скомандовал башнеру:
– Ваня, давай бронебойный.
– В смысле выполнять команду «раз»? – простодушно переспросил тот, но к укладке потянулся.
– Тьфу ты, блин! Ну да, «раз»! Коля, ты готов, если что, выдернуть нас отсюда? Задом с разворотом влево и дальше, как оговаривали?
– Нема базара. Ну, то есть это, сделаем, командир.
– Тогда все. К бою.
– Товарищ лейтенант, а мне что делать? – почти жалобно осведомился снизу радист. – Вы воевать станете, а мне тут сидеть?
Дмитрий мысленно застонал. Вот же нашелся на его голову Аника-воин! С подобным рвением – не дай бог, конечно! – первыми в бессмертие и шагают. Причем порой отнюдь не в гордом одиночестве…
– Волну слушай. Нашу, на немцев теперь наплевать. И будь готов, если что, быстренько снять пулемет и отсекать пехоту. Если припечет, лезешь наружу, подыскиваешь позицию и смотришь, чтоб никакая сволочь к танку не подобралась. Особенно, если у этой сволочи гранаты имеются. Противогаз есть?
– Так точно. А заче…
– Выкинь на фиг и напихай в сумку дисков, сколько влезет. Гранат пяток возьми. Стрелять-то умеешь?
– Конечно, товарищ командир! – непритворно обиделся Александр. – В училище в первой пятерке лучших стрелков был!
– Из винтовки?
– Так точно. Еще из СВТ и нагана стреляли, три раза.
– А из ДТ?
Несколько секунд царило молчание, затем стрелок-радист удрученно покачал головой:
– Неа… В прошлом бою пострелять не довелось как-то, а больше я и повоевать не успел…
– Успеешь еще, дело нехитрое. Но матчасть хоть знаешь?
– Обижаете, товарищ командир, в училище…
– Да оставь ты свое училище в покое! Короче, так, лишний раз не высовываешься, но и немцев шибко близко не подпускаешь, мы тут не в кинофильме про Чапаева, да и ты ни разу не Анка (механик-водитель немедленно заржал и пихнул товарища в бок). Ясно?
– Так точно.
– Тогда последнее. Отставить «так точно», «товарища командира» и прочих «младших лейтенантов». Не хочешь мне тыкать – не тыкай, но отвечать кратко, «да», «нет» – и так далее. Это приказ. Усек? Нечего из-за субординации дарить немцу лишнюю секунду.
– А…
– Бэ. Все. Слушай волну! Мужики, к переговорнику подключайтесь, время…
Отчего-то Захарову казалось, что первым из-за поворота покажется командирский танк, возглавляющий колонну. Воображение рисовало даже высунувшегося из люка офицера в фуражке, приплюснутой надетыми поверх наушниками, опершегося обеими руками на откинутые створки люка, – встречал где-то на просторах Сети подобное фото времен войны. Разумеется, действительность оказалась иной: командирский танк, «тройка» с литерой «R» на граненой башне, и вправду имел место быть, но двигался четвертым по счету, пропустив перед собой два Pz-IV Ausf. Н с длинноствольными пушками и идущую в авангарде чешскую «Прагу». Последнее Дмитрия слегка удивило: неужели большинство подобных еще не спалили под Москвой и Сталинградом, Воронежем и Харьковом или не переделали в многочисленные легкие самоходки вроде «Хетцеров» или «Мардеров»? Выходит, нет. А вот вперед «тридцать восьмой» [6] фрицы пустили неспроста, определив клепаной гусеничной коробке незавидную роль приманки и соответственно первой мишени. Ну и ладно, мы тоже не пальцем деланные, пропустим. Идущие следом «четверки» куда как более заманчивые цели. А «Прага»? Пусть пока катится, собственным примером доказывая безопасность пройденного участка. Главное, чтобы окопавшиеся позади ребята не зевнули и вовремя влепили в него болванку, не хотелось бы иметь подобный гембель за спиной. Легкий-то он легкий, но ежели засадит в корму или башню с нескольких сотен метров да бронебойным – мало точно не покажется. Броню, может, и не пробьет, но вот двигатель повредить или гусеницу порвать – запросто.
6
Согласно немецкой классификации, этот чешский танк имел обозначение PzKpfw 38 (t) Praga. Индекс «t» означал начало немецкого слова «чешский», цифра «38» – год принятия на вооружение.
Так, что там у нас еще? За командирской машиной, выдерживая положенную «сокращенную» дистанцию – ну, да, орднунг же, как иначе! – двигались целых три самоходки. Первой шла знакомая Захарову по прошлым играм начального периода войны «Штуга» с коротким «обрубком», а вот следом – куда более опасные модификации «G» с длинноствольными пушками L/48, да еще и с бортовыми экранами. Следом несколько бронетранспортеров с пехотой и еще что-то угловато-приземистое, не то танк, не то штурмовое орудие – остаток колонны тонул в дыму выхлопов и поднятой гусеницами пыли, не позволявшей рассмотреть никаких деталей. Блин, а ведь, казалось, не будет ее, этой пылюки! Как бы прицел не запорошило…