Периферия
Шрифт:
***
Сумерки забирали себе всё больше и больше света. Иван продвигался сквозь нестройные ряды палаток и переносных убежищ в самый конец к небольшому островку, который он мог считать своим. Сейчас, после этого делано-доброжелательного допроса, он чувствовал себя скверно. Думал, что это осталось позади, но нет — он слышал на протяжении жизни истории о несправедливых обвинениях, видел, как люди пропадают, но не придавал этому значения.
Казалось, что это может случиться с кем угодно, но только не с ним. У него и его семьи всё будет хорошо, они выберутся и заживут без всего этого. Без
Тем не менее эта потасовка с лютоволками нечто пробудила внутри. Чувство тревоги, которое Иван ощущал в районе сердца постоянно, усилилось. Сейчас, по дороге к его семейному гнезду, голова обрабатывала тонны различных мыслей, а сердце бешено колотилось. Чем ближе он подходил к палатке, тем ярче проявлялись эти эмоции. У палатки он и вовсе не мог вздохнуть нормально, будто у него одышка и горная болезнь разыгрались.
Откинув полог палатки, он вошел. Внутри царили тишина и безмятежность. Внутри был покой. Там никого не было. «Нормально, — подумал Иван, — видимо, жена с детьми вышла на прогулку и сейчас вернется». Он сел на стул. Тошнило, есть вовсе не хотелось. В попытке занять себя он пошел кипятить чай.
Иван прошел из одного угла палатки в другой, взял канистру с принесенной им заранее родниковой водой. Наполнил чайник и отнес ее в тот же угол, в котором она стояла до этого. Потом пошел в другое место, где должна была лежать походная плита, которую он также привез с собой. Плиты не оказалось, и он стал метаться в поисках ее, не в силах найти. Через пять минут, хватая ртом воздух, он сел за стол и обнаружил ее стоящую там, прямо на самом видном месте.
Иван засмеялся. В его голове разноцветные линии летали по палатке, он протер глаза, и за это время смех перерос в истерический хохот. Из глаз полились слезы, которые он не в силах был сдержать:
— Да что это такое? — вслух сказал он, отирая слезы и сопли, которые предательски полезли из носа. Он ничего с этим не мог сделать.
Истерика продолжалась несколько минут. Время совершенно потеряло какое-либо значение, сориентироваться было невозможно. Когда всё прекратилось, Иван всё же закипятил чайник и налил воды себе в чашку. Чашка была одна и стояла там же на столе, остальные три лежали не распакованными в вещмешке. Но ведь они пили чай вместе после приезда — или же нет?
Вариант с тем, что жена собралась именно сейчас, перед границей и ушла от него с детьми, казался маловероятным. Да, между ними были разногласия, но они, как могли, их решали вместе. В этом же смысл супружества? Он никогда не делал ей чего-либо плохого, в том числе не изменял, и очень любил своих детей, этих малюток…
Как ни пытался, Иван не смог вспомнить их имена. Что это? Неужели его травма теперь прогрессировала, и амнезия украла у него имена детей? Постойте, как звали его жену? Перед глазами всё поплыло. Она уже должна вернуться, за окном же стемнело! Он еще раз заглянул в палатку и даже пошарил под одеялом зачем-то, но это не помогло. В палатке всё равно никого не было.
Вторая волна осознания чего-то неотвратимого начала накрывать Ивана. Слезы потекли из глаз самопроизвольно, он ничего не мог поделать. Внешне он оставался тем же самым человеком, но внутри нечто перевернулось и более не давало впасть в то самое состояние неведения. Он утерся и выскочил из палатки. Что кричать и кого звать — он не знал, так что просто побежал по палаточному городку, что-то мыча себе под нос. Когда он пробежал полный круг по своему сектору, то вернулся к палатке, но в ней всё еще никого не было. Бесцеремонно Иван ворвался в соседнюю:
— Вы видели мою семью?
Там только глаза вытаращили и отрицательно покачали головами.
— Ну, значит, на центральное кострище пошли, пойду там посмотрю! — зачем-то очень громко сказал он, стремительно вылетел из палатки и понесся сломя голову, не глядя ни на кого, к центру лагеря. Даже если бы его семья попалась по дороге, он еле-еле смог бы разглядеть, но их не было. Не было ни по дороге, ни у самого кострища, мерно полыхавшего красными бликами. Иван тяжело остановился и попытался привести дыхание в норму.
Тут были люди. Центральное кострище было самым большим и теплым в лагере, а вечера стояли тут холодные, так что люди собирались и разговаривали около него. Они обменивались новостями, шутили и играли в незапрещенные карточные игры. Всё это напоминало сборище пещерных людей, за исключением отсутствия пещеры.
Немного отдышавшись, Иван осмотрелся и увидел того самого мужика, что давеча наблюдал, как он ставит палатку. Этот-то мог видеть его семью, должен был запомнить, как они выглядят. Недолго раздумывая, электротехник направился к нему:
— Здравствуйте! Мы сталкивались, помните, вы спросили, зачем мне такая большая палатка?
— Доброго вечера! Да, конечно, я помню. Четвертый сектор, мы с семьей располагаемся неподалеку.
— О, это просто замечательно, — с надеждой улыбнулся Иван, — может, вы видели мою семью тут? Жена и двое детишек. Вы должны были видеть их тогда, у палатки!
Незнакомец долго и внимательно смотрел на Ивана. Некоторое время спустя он вздохнул и сказал:
— Ты же всё это время жил там один, мужик.
Глава 11
Радиокоммуникационный центр. Город основного звена Кипоя
На следующий день Эльзу пару раз вызывали к начальству по всяким незначительным поводам. Каждый раз она боялась, что их раскусили и вот прямо сейчас влепят штраф, а то и уволят за тот звонок, о котором она никого не проинформировала. У входа, конечно же, будет ждать известная всем охранка, а джентльмены в плащах и с целеуказателями на очках проводят в допросные или даже пыточные. Где-то внутри жил страх, что она согласилась помочь преступнику, за что ее незамедлительно должны наказать.
Ничего такого не происходило. Вокруг разворачивался всё тот же серый до противного день с исполнением должностной инструкции, обслуживанием абонентов и вот этим вот всем.
— Обедать в продготовку пойдешь? — спросила коллега, что работала с ней в одном кабинете. Эльза вынужденно признавала, что Рита красивее всех в их центре, правда, мозгов той не отсыпали, что полностью компенсировало сей факт.
— Нет, я сегодня тут пообедаю, — буднично ответила Эльза.
— А, ну и ладно, — обиженно уткнулась в посылки Рита. К ней всегда приставали мужчины с местных комбинатов, которых только Эльзе удавалось отвадить.