Период распада

Афанасьев Александр

Уже на базе, куда они влетели, чуть не сломав шлагбаум, польский поручик осторожно подошел к капитану, сидевшему на корточках и тупо смотревшему перед собой. Уже унесли куда-то скончавшегося по дороге старика. Уже Оливер — сам, никому не доверил — унес к фельдшеру растерзанную, но все еще живую девочку. Уже свободные от работы поляки молча, стараясь не шуметь и не побеспокоить капитана, отмыли от крови машину. А он просто сидел… и поляк сел рядом…

— Пан капитан… — несмело сказал поляк.

— Не надо ничего говорить, поручик, — ответил капитан, — нечего тут говорить. Слова не имеют смысла.

— Я не об этом, сэр… Я перевожусь отсюда… А если не переведут — расторгну контракт… И вам советую сделать то же самое. Всем нам, пан капитан, будет лучше, если вас тут не будет.

— Почему?

— Эти… Они узнают, кто был в машине, обязательно узнают. И будут мстить. А пулю в бою, пан капитан, можно получить не только в грудь…

Польский поручик какое-то время помолчал, а потом продолжил:

— Знаете, пан капитан… когда мы сюда входили… нам говорили, что тут такие же поляки, как и мы. Надо им просто помочь… немного помочь. А тут… звери, пан капитан, дикие звери, и одни ничуть не лучше других.

Капитан просидел на корточках еще какое-то время, потом встал, залез в машину. Что-то бросалось в глаза. Неправильное… потом он понял. Пиджак… одежда местного жителя, превращенная в грязную тряпку, валялась… интересно, почему поляки не забрали ее с собой, когда убирались в машине. Не осмелились, наверное.

Капитан взял пиджак, не обращая внимания на то, что он грязный и окровавленный, бездумно повертел в руках, пальцы наткнулись на что-то твердое. Заинтересовавшись, капитан прощупал это место, потом достал небольшой складной нож, разрезал ткань подкладки.

На руку ему выпал какой-то орден. Старый, с красной звездой, такие в СССР выдавались. Капитан сжал его в руке — и звезда больно, до крови уколола ему ладонь…

— Сэр, эти подонки убили американского военнослужащего.

Конечно же, по этому поводу прилетел Григориадис. Американец греческого происхождения, любезный, как сто официантов в сельской таверне, полковник американской армии Анте Григориадис был известен своим умением улаживать спорные и щекотливые дела, заливать маслом даже самые бурные, кипящие воды. Вот и сейчас он, безукоризненно выбритый, в выглаженном мундире бесшумно прошел до одной стены модуля, потом повернулся на носочках — и двинулся назад.

— Вы уверены, что это были не партизаны? — задал он так волнующий его вопрос вот уже в четвертый раз.

— Да, сэр, уверен. Выстрел был со стороны села. Стреляли из КПВТ. Этот пулемет используется русскими на легких боевых машинах, я хорошо знаю, как он стреляет. Они стреляли в нас несколько раз и убили американского военнослужащего одним из таких выстрелов.

— Но может быть, это были партизаны? У них тоже мог быть такой пулемет.

— Никак нет, сэр. Партизаны используют ДШК — и то в редких случаях, они не используют оружие, которое не может переносить один человек. Этот пулемет стреляет другими патронами, и звуки выстрелов я точно различу.

Полковник снова прошелся от стены к стене, внутренне досадуя на слишком тупого, стоящего перед ним вояку — но ничего не поделаешь, надо уговаривать…

— Видите ли, Майк… я могу вас так называть?

— Да, сэр.

— Вот и хорошо. В качестве ответной любезности можете называть меня Анте. Так вот, Майк. Ситуация на Украине, где мы с вами находимся… очень сложная, я бы даже сказал — взрывоопасная. Переходное правительство Украины, которое должно передать власть выборному правительству, когда пройдут выборы, это… я бы сказал, очень сложный конгломерат сил… и у каждого в нем есть свои интересы. Скажу сразу, Майк, — они хоть и заявляют о приверженности западным ценностям… но на самом деле их приверженность ограничивается во многом лишь словами. Увы… долгие годы коммунистического господства в этой местности необратимо искалечили людей… вы сами с этим сталкиваетесь в своей повседневной службе… и, наверно, должно смениться еще не одно поколение, пока люди себя не почувствуют действительно свободными. Пока же… в ожидании тех самых поколений мы вынуждены поддерживать те политические силы, которые, на наш взгляд, дальше всего продвинулись по пути понимания истинной сути демократии. Вы должны понять, Майк, что эти люди не идеальны. Что пройдет немало времени, прежде чем они преодолеют свое постсоветское мышление и смогут построить у себя по-настоящему свободное общество. Заметьте — я так говорю про политиков, про власть в стране — рядовые граждане еще меньше понимают смысл свободы, еще меньше готовы к ней. Но мы, американцы и другие члены содружества демократических стран, должны замечать, поддерживать, поощрять и одобрять каждое усилие, предпринимаемое украинцами, каждый их шаг на пути к свободе. Вы меня понимаете, Майк?

— Возможно, сэр.

— В этих условиях, когда и так есть немалые проблемы с комплектованием полицейских подразделений, мы просто не можем себе позволить раздувать связанные с полицией порядка скандалы. Вы со мной согласны, Майк?

— Никак нет, сэр.

Полковник остановился на полшаге.

— То есть, Майк?

— То есть, сэр, я с вами не согласен.

— В чем же, интересно?

— В том, сэр, что мы не должны раздувать скандал. Наоборот — мы должны показательно арестовать, судить и наказать всех, кто был причастен к этому инциденту. Сэр, у меня на глазах произошло следующее: толпа вооруженных людей, которых лишь с большой натяжкой можно было назвать полицией, блокировала населенный пункт и ворвалась в него. Там они стали врываться во все дома подряд, выгонять жителей и, избивая, сгонять их в центр населенного пункта. Когда один из местных жителей оказал им вооруженное сопротивление, они вытащили его на улицу, бросили в грязь, и родственник убитого полицейского стал его избивать с явным намерением убить. Если бы я не отбил у них этого человека — они бы его убили, там, на месте. Потом сержант Оливер зашел во двор одного из домов и увидел, что двое полицейских насилуют ребенка — несовершеннолетнюю девочку, сэр. Сержант приказал им прекратить это, но один из них попытался направить на него оружие, и сержант вынужден был применить силу, чтобы прекратить все это. Потом толпа полицейских едва не растерзала нас, а когда мы выехали из села, чтобы доставить девочку и избитого местного жителя туда, где им могли бы оказать помощь — полицейские открыли по нам огонь сначала из автоматического оружия, а потом нас обстрелял бронетранспортер, в результате чего у меня погиб подчиненный, сэр. Сэр, беспристрастным и независимым судом мы дадим понять всем полицейским, что такое поведение не может быть терпимо, а местные жители поймут, что мы не на словах, а на деле поддерживаем порядок, и любой человек, совершивший преступление, несет за него наказание, будь то гражданское лицо, или полицейский, или стрелец. Если же мы замнем это дело, то полицейские поймут, что можно безнаказанно убивать американцев, а местные жители поймут, что у них нет других защитников против произвола, кроме тех, кто приходит из леса. Это мое мнение, сэр, и, думаю, оно верное.

— Ну, насчет безнаказанности я бы не говорил. Те двое, которые встретились с сержантом Оливером — оба скончались, и теперь ему может быть предъявлено уголовное обвинение. Так же у полицейских от пулеметного огня безвозвратные потери — трое, и у стрельцов — один. Они заявляют, что вы первые открыли по ним огонь, капитан.

— Сэр, любой справедливый суд установит, что это не так.

— Капитан, здесь и сейчас не время и не место для справедливых судов! — начал раздражаться полковник.

— Сэр, если это так, то позвольте мне вас спросить — а что тогда мы здесь делаем? Мы, американцы, что тогда здесь делаем?

Полковник раздраженно махнул рукой:

— Отбросим всю эту демагогию, капитан, я уже сказал — не время и не место. Звание майора немедленно и должность по вашему выбору в Афганистане, Сомали или в Форт Брэгге. Ну и, скажем… материальная помощь. Устроит?

— Сэр, я не собираюсь оставлять просто так убийство моего подчиненного!

— Он погиб от обстрела партизан, капитан! Так будет лучше для всех!