Пермские чекисты (сборник)
Шрифт:
Кадыров был доволен. Он еще раз убедился, что имеет власть над этими людьми. Все, кто давно знал Кадырова — Саидов, Бабаев, Умарбеков, Каримов, даже бывший командир отделения Мирзоев, в подчинении у которого он когда-то служил, — все теперь слушались и признавали за старшего его. Только Хасанов по-прежнему безучастно сидел, уставившись в пол, и мрачно жевал папиросу. Кадыров положил ему руку на плечо:
— Почему ты такой грустный, Зулунбай?
Хасанов медленно расцепил большие, перевитые жилами руки, вынул изо рта потухшую папиросу, вздохнул:
— Газету читал. Война опять будет.
Кадыров усмехнулся:
— С чего ты взял? С кем война?
— С Америкой. Она в Корее воюет, — бубнил Хасанов. — Америка первую атомную бомбу изобрела. У нас такую бомбу только недавно сделали.
«Ишь как заговорил — «у нас», — неприязненно отметил Кадыров. Самый старший из всех (ему уже было сорок), Хасанов вызывал у Кадырова внутреннее беспокойство. В шахте Зулунбая, бывшего тракториста МТС, ставили на самые передовые, технически оснащенные участки. Он хорошо зарабатывал, его хвалили. «Мирной жизни ему, видишь ли, захотелось! — зло думал Кадыров. — Передовик!» Но сказать ничего не успел, опередил пьяный Саидов, который, тыча пальцем в Хасанова, закричал:
— Он Америки боится! Воевать с ней не хочет!
Хасанов поднял на него глаза:
— А ты хочешь? Не навоевался еще?.. Или думаешь опять в плену отсидеться?
Саидов с обидой бросил на стол баранью кость:
— Зачем так говоришь?! Сам разве в плену не был? А фильтрационный лагерь помнишь? Ты что там говорил: надо было не к партизанам бежать, а американцам сдаваться! Немного посидим — и выпустят!
— Какая еще Америка?! — закричал Хасанов. — Зачем? Я домой хотел! В Туркестан!
— В свободный Туркестан, — тихо вставил Кадыров.
— Ну да! На родину, в свободный Туркестан! — согласился Хасанов, не спуская яростного взгляда с Саидова.
— Так радоваться должен, что у Америки атомная бомба есть, — по-прежнему тихо продолжал Кадыров. — Пушка против нее — все равно, что кетмень против сабли. У кого бомба, у того и сила. А ведь только большая сила может сделать свободным наш Туркестан. — Он помолчал и с нажимом добавил: — Воистину свободным, как это угодно аллаху!.. Или вы думаете иначе, не как мусульмане?
Над дастарханом повисло молчание. Кто-то, медленно соображая, глядел на Кадырова во все глаза, кто-то пугливо отвел взгляд в сторону. Никому не хватало духа заговорить первым. На такую тему мог рассуждать только Кадыров, и все уступали ему это право, а вместе с ним — и право учить, вести за собой. Кадыров почувствовал, что сегодня его власть над бывшими сослуживцами еще более укрепилась, да к тому же распространилась на легионеров из Яйвы. Сменив тон, он весело закричал Саидову:
— Баймат, почему наши стаканы пусты? Разве ты не хозяин? Разве у нас не праздник? Налей всем, и мы выпьем за дружбу! Выпьем и споем гимн легионеров — песню о нашей любимой родине «Гузал Туркестан»!
В открытое окно выносило табачный дым. Под звуки самодельного гиджака туда, в огород, во тьму позднего вечера выплескивалась, выводимая мужскими голосами, восточная мелодия — то заунывный, то грозный напев. В поселке не знали языка, на котором исполнялась песня. А если бы знали, то поняли бы ее зловещий, клеветнический смысл и возмутились. В песне правоверный воин-мусульманин, обращаясь к родине, спрашивает: почему ты не цветешь, Туркестан? Почему опустели твои сады? Почему затихли базары, закрыты мечети? И сам же отвечает: черные вороны с красными клювами, прилетевшие с севера, отняли у тебя свободу. Они разорили сады, погубили цветущий край. Черная туча закрыла солнце над Туркестаном. Но придет день — и воины-мусульмане победят мрак, ты снова станешь свободным, Туркестан!
Не пел только Хасанов. Он думал о том, как лжива эта песня и как дорого он заплатил за то, что когда-то поверил ей. Его родина не нуждается в «освобождении», она свободна, сады ее цветут, а люди счастливы. Ложь о страдающем, «угнетенном» Туркестане придумана такими, как Кадыров и Вали Каюмхан. Но сказать об этом прямо Зулунбай боялся.
Было воскресенье, 26 августа 1951 года. В поселке Нагорный Горнозаводского района праздновали День шахтера...
Гитлеровская Германия стремилась создать в СССР сепаратистское движение буржуазно-националистических элементов, направленное на отторжение союзных республик и образование марионеточных «государств» под протекторатом Германии. С этой целью в 1941-1942 годах РСХА (Главным управлением имперской безопасности) совместно с имперским министерством по делам оккупированных восточных областей был создан ряд так называемых «национальных комитетов» (Грузинский, Армянский, Азербайджанский, Туркестанский, Северо-Кавказский, Волго-Татарский и Калмыцкий).
Члены «национальных комитетов» вели антисоветскую обработку военнопленных в целях подбора и подготовки из них разведчиков и диверсантов для засылки в советский тыл. Так, руководители «Туркестанского национального комитета» активно участвовали в подборе агентуры для созданной РСХА в Дрездене разведшколы, именовавшейся «Арбайтсгемайншафт Туркестан» (сокращенно «АТ») — «Рабочее объединение Туркестан». Школа готовила организаторов шпионско-диверсионной и повстанческой работы на территории среднеазиатских республик СССР».
...Когда они выехали из леса, навстречу повозке из-за скирд, стоявших по бокам дороги, неожиданно вышли два мужика. Тот, что слева, быстро взял под уздцы лошадь, второй, с цепом на плече, зашел к бричке справа.
— Папа, зулики, зулики! — закричал Ванюшка.
Отец резко хлестнул лошадь, выхватил револьвер. От рывка Ванюшка ткнулся головой отцу в живот, больно ударился о пряжку ремня, зажмурился и больше ничего не видел. Сзади на дороге осталась какая-то злая суета, донеслись неясные возгласы, запоздало прогремел выстрел. Через миг бричка вылетела на взгорок и резко покатилась под уклон, скрываемая листвой молодого осинника.
— Ну что, Аника-воин, испугался?
Ванюшка поднял голову. Отец улыбался. Еще раз глянув назад, он спрятал револьвер в кобуру, поправил фуражку и насмешливо передразнил сына:
— «Зулики, зулики!» Говорить-то когда научишься? Ведь седьмой год уже!
Старший лейтенант Пышминцев встал, размял спину, прошелся по кабинету. Ну и денек! Работы по горло, дел невпроворот, а тут еще всякая чепуха лезет в голову. Обдумывал сведения, в очередной раз поступившие из Губахинского горотдела УМГБ, и незаметно, по какой-то прихотливой логике мысли переключился на воспоминания детства. Тогда, в конце 20-х годов, они с отцом, работавшим оперуполномоченным ОГПУ, бесконечно колесили по Южному Уралу, особенно по Шадринскому, Катайскому, Долматовскому районам. Время было неспокойное — коллективизация, то тут, то там поднимали голову кулаки. Отцу оставить Ванюшку было не с кем, приходилось часто брать с собой, вот и происходили порой на его глазах такие встречи, как эта, которая непроизвольно всплыла сейчас в памяти.
Впрочем, нет, пожалуй, не совсем случайно вспомнился ему эпизод из далекого детства. Ведь задумался он о себе не просто так, а в связи с делом, потому что задал себе вопрос: можно ли полагаться на чутье? Не обманывает ли его интуиция? Из Губахи опять сообщали: в поселке шахты «Нагорная» несколько спецпоселенцев, бывших карателей «Туркестанского легиона», регулярно собираются на квартирах, обсуждают текущие события, поют «Гузал Туркестан». С одной стороны — ничего особенного. Ну, подумаешь, встречаются, выпивают, песни поют. А с другой стороны... Нашелся в Нагорном человек той же национальности, перевел слова «Гузал Туркестан». Оказалось — националистический гимн с антисоветской направленностью. Но опять же, чего иного ждать от бывших легионеров? В плену подвергались антисоветской обработке, пошли служить немцам... За это и наказаны — каждый получил по шесть лет спецпоселения. Через год-другой срок у многих заканчивается, им разрешат вернуться домой. Так какой им смысл идти на столкновение с властью, демонстрировать антисоветские настроения? Вот если кто-то эти настроения умело поддерживает, а еще хуже — разжигает...