Perpetuum mobile (Гроза над Миром – 2)
Шрифт:
– Если хочешь, я сама попрошу ее не дурить.
– Хочу, – сказал я, может быть, жестче, чем надо.
В летном костюме Наташа выглядела пацаном – отважным и глупым. Выслушала извинения Эвишки, мотнула головой.
– Я так решила.
Летатель, вроде полицейского, уже был собран и подвешен к лебедке. Трехколесная ажурной конструкции тележка с толкающим винтом, да треугольное парусиновое крыло – вот и весь аппарат. С потерей самолетов-разведчиков у нас лучшего ничего не осталось. И дернул же черт Эвишку за язык. Но, Наташа тоже виновата, что расхвасталась не вовремя. Понятное дело,
– Тебе не приходилось отрабатывать возвращение. Взлет-посадка – это все, что ты умеешь! – сказал я.
– Подсади меня, – Наташа взобралась на пилотское место и пристегнулась. Подала знак: «готова».
Управлять лебедкой пришлось мне – уже знакомому с процедурой. Раскрылся люк в полу ангара, как бывало не раз – Эвишка встала в опасной близости, держась за поручень. Я поспешил к ней. Мы оба видели, как треугольное крыло плавно скользнуло на фоне облаков. В их разрывах просвечивала зелень – далекий ледник на севере породил реку, а та – цветущий оазис. Он тянулся на юг, вглубь изможденных зноем и безводьем земель и вселял надежду.
В моих (и Эвишки) наушниках послышался голос Наташи:
– Такая красотища внизу!
Я с горечью вспомнил Придурка – тот тоже умел радоваться пустякам.
– Ты осторожнее там… – сказала Эвишка.
– Шла бы, сама знаешь куда.
Эвишке я мог только посочувствовать. А там, внизу, уже далеко от нас, Наташа упивалась своим торжеством.
Вернувшись в рубку, мы застали второго пилота в разгар препирательств со штурвальным высоты. В сознании собственной незаменимости, тот категорически не желал нашего снижения ни на йоту. И то правда – нас осталось слишком мало, чтобы уверенно управляться с «Бродягой», а врезаться на ходу в деталь рельефа вроде сопки или скального гребня – мало не покажется. Убиться не убьемся, а корабль повредим. А без «Бродяги» в этих краях нам верная смерть.
Сейчас, по прикидкам, мы находились километрах в четырехстах от бывшего лагеря и до вчерашнего дня не могли вырулить обратно из-за штормового ветра. Но непогода утихла, и наступало время решений. Наташина вылазка стала нашей уступкой «чувству долга». Пусть лагерь погиб, а упорное его радиомолчание сомнений почти не оставляло – но смерть товарищей не будет совсем напрасной. Мы вернемся хоть с чем-то.
Второй пилот встрепенулся. Мы с Эвишкой тоже услышали Наташу:
– …Животные. Вроде быков. Огромнейшее стадо, на меня не обращают внимания, хотя иду низко. Равнина с купами деревьев, заросли – чем дальше, тем гуще. Иду вверх – осмотреться.
Минутное молчание, затем возглас:
– Вот она!..
Пауза.
– Река! Большая. Иду над водой. Отмели, пара островов – хорошие места для купания… Разворачиваюсь.
Молчание. Смешок.
– Давайте пеленг. Нагулялась.
Я перевел дух. С Наташей все в порядке и она возвращается. Мы тоже. Ложимся на обратный курс, как только примем ее на борт.
Через полчаса второй пилот помрачнел. Эвишка кусала губы. Я вызвал Наташу, но не получил ответа. Только наш пеленг звучал в эфире. «Бродяга» делал над землей круг, радиусом в километр, поминутно бросая призывы в пространство. Тишина. Эвишка молча вышла из рубки. Вернулась снова. Я понимал, что у нее, как и у всех нервы на пределе, но своим мельтешением она меня достала. Хотел сказать: «угомонись», но увидел на ее бедре пистолет, такой же, какой носили все члены команды после свержения Яна.
– Курс норд. Крейсерский режим, – глухо сказала Эвишка.
Второй пилот согласно кивнул. Это уже походило на дурной анекдот. Власть на «Бродяге» поменялась снова.
– Одди, прости… Мы должнывернуться. Иначе – все погибнем зря. Все. А так – вернемся и начнем заново. Не станешь же ты утверждать, что пять человек… – Наташу Эвишка уже списала со счетов.
Я не спорил. Сказал только:
– Подождем час.
Час они мне дали. Солнце клонилось к закату, безлюдный пейзаж под нами испещрили тени. Я монотонно повторял:
– «Бродяга» к Наталье Вернер… «Бродяга»…
– …Мотор… Здесь у… – (щелчок, треск)…
– Наташа!! – заорал я.
– …К водопою. Держусь в стороне, справа от тропы. Подберите меня до того, как наступит ночь.
– Это невозможно, – второй пилот оборотился к Эвишке, ища ее поддержки.
Только наивные думают, что дирижабль умеет зависнуть в воздухе. Конечно. Может. При полном безветрии. Для снижения придется выпустить сколько-то гелия из оболочки, а затем сливать балласт для подъема.
– Ната, ветер? – спросил я.
– Метров пять-семь… – теперь мы слышали ее хорошо.
Ветерок слабый, но надо заходить навстречу ему, делая «нырок» к земле. Потом выбрасывать якорь и, запустив лебедку, пытаться подтянуть «Бродягу» к земле. Нас слишком мало для правильного проведения такого маневра. Любая случайность нас погубит – своими страхами Эвишка заразила и остальных.
– Готовьте вездеход, – сказал я. – Ната умеет летать, а я – ползать. На этой машинке.
– Одди?!
Я легонько поцеловал Эвишку в губы, она не отстранилась.
– Будь здорова. И, на всякий случай, прощай.
Окна машины закрыты щитками, электропитание отключено – кромешная тьма обнимала меня. Может быть, она – навсегда. Тело туго обтягивали привязные ремни. Я сжался, ощутив легкое скольжение, желудок подпрыгнул. Два тягучих, медлительных рывка – вес вернулся. Но легче не стало, ужас не отпускал – рывка должно было быть три. Один из куполов не раскрылся! Выпавшую из брюха «Бродяги» платформу с закрепленным на ней вездеходом шмякнет о землю с превеликой силой. Достаточной, чтобы вывести из строя великолепную машину и искалечить меня. Или убить. Лучше бы – второе.
Тряхнуло снова. Славься, Мария!
…В глаза не больно светило закатное солнце. В открытую дверь веяло запахами. Почему-то сеном и мятой. Передо мной замаячило лицо – Наташа возникла ниоткуда, забралась на сиденье рядом со мной и я почувствовал легкое прикосновение… Ах, да. Пощечина. И, кажется, мне. Еще раз.
– Одди… – что-то все ласковы со мной последнее время.
– Ты очнешься, мудак, или нет?! Надо освободить машину с платформы! – лицо Наташи лоснилось от пота, она тяжело дышала.