Перри Мейсон: Дело о бархатных коготках. Дело о фальшивом глазе
Шрифт:
Ее мать тем временем продолжала сидеть за столом, сплетя руки на коленях, и все также глядя в центр стола.
– И вы ничего не видели и не слышали? – Перри Мейсон продолжал расспрашивать Норму Вейтч.
– Абсолютно ничего.
– Есть какие-то мысли по поводу происшедшего?
– Ни одной, которую стоило бы произнести вслух, – покачала головой девушка.
Мейсон бросил на нее внимательный взгляд.
– А те, что не стоит произносить? – спросил адвокат.
– Я здесь живу всего неделю,
– Норма! – воскликнула ее мать, причем ее голос внезапно утратил всю сухость и звучал, как удар кнута.
Девушка резко замолчала.
Перри Мейсон бросил взгляд на ее мать. Она даже не подняла глаз от стола, обращаясь к дочери.
– А вы что-нибудь слышали, миссис Вейтч? – спросил он.
– Я – прислуга. Ничего не вижу, ничего не слышу.
– Это очень похвально для прислуги, но только пока речь идет о бытовых мелочах, – заметил адвокат. – Но когда речь идет об убийстве, то полиция, как вы скоро сможете заметить, будет придерживаться другого мнения. Они обязательно попросят вас вспомнить все, что вы видели и слышали.
– Я ничего не видела, – сказала миссис Вейтч, и ни один мускул не дрогнул на ее лице.
– И не слышали?
– Нет.
Мейсон нахмурился. Он чувствовал, что эта женщина что-то скрывает.
– Вы точно также отвечали на вопросы полицейских, когда вас допрашивали наверху? – спросил Мейсон.
– Я думаю, кофе вот-вот будет готов. Как только начнет кипеть – убавьте, пожалуйста, огонь.
– Я присмотрю за кофе, – сказал Мейсон. – Но меня интересует, отвечали ли вы полицейским таким же образом.
– Каким образом?
– Как сейчас мне.
– Я сказала им то же самое: я ничего не видела и ничего не слышала, – объявила миссис Вейтч.
Норма Вейтч захихикала.
– Это мамина версия, и она от нее не отступится, – сообщила девушка.
– Норма! – рявкнула миссис Вейтч.
Мейсон не спускал глаз с обеих женщин. Его задумчивое лицо оставалось абсолютно спокойным. Только глаза смотрели настороженно, и по этому взгляду можно было понять, что он что-то просчитывает.
– Вы знаете, миссис Вейтч, что я адвокат. Если вы можете мне что-то сообщить, то сейчас самое подходящее время.
– М-м-м, – промычала миссис Вейтч без всяких эмоций.
– Что это значит? – спросил Перри Мейсон.
– Я согласна с тем, что это самое подходящее время.
На минуту воцарилась тишина.
– И что? – спросил Мейсон.
– Но мне нечего вам сказать, – заявила женщина, все также глядя на стол.
В эту минуту кофе забулькал, Мейсон убавил газ.
– Я достану чашки и блюдца, – сказала Норма, вскакивая с места.
– Сядь, Норма, – приказала ее мать. – Я сама все сделаю. – Она отодвинула стул, подошла к буфету, достала несколько чашек с блюдцами. – Для них сойдут и эти.
– Но, мама, это же чашки для шоферов и прислуги, – заметила Норма.
– А это полицейские. Какая разница? – спросила миссис Вейтч.
– Большая, – сказала Норма.
– Это мне решать, – объявила ее мать. – Ты знаешь, что сказал бы хозяин, если был бы жив? Он бы им вообще ничего не дал.
– Но он умер, – напомнила Норма. – И теперь здесь будет хозяйничать миссис Белтер.
Миссис Вейтч повернулась и посмотрела на дочь своими тусклыми, глубоко посаженными глазами.
– Я в этом не уверена, – объявила экономка.
Перри Мейсон разлил черный и дымящийся кофе.
– Дайте мне какой-нибудь поднос, – попросил Мейсон. – Я отнесу кофе сержанту Хоффману и Карлу Гриффину, а вы можете подать кофе наверх остальным.
Миссис Вейтч молча вручила ему поднос. Мейсон поставил на него три чашки с кофе и отправился через столовую назад в гостиную.
Сержант Хоффман стоял, широко расставив ноги и наклонив голову вперед. На одном из стульев сидел поникший Карл Гриффин. Лицо его раскраснелось, а глаза все также оставались налитыми кровью.
Сержант Хоффман как раз что-то говорил, когда Перри Мейсон вошел, держа поднос с кофе.
– Вы совсем не так отзывались о ней, когда только приехали.
– Я тогда был пьян, – ответил Гриффин.
Хоффман внимательно посмотрел на него.
– Люди часто говорят правду в пьяном виде и скрывают свои истинные чувства, когда трезвы, – заметил полицейский.
Карл Гриффин приподнял брови, вежливо показывая свое удивление.
– Правда? Я никогда не замечал за собой ничего подобного, – сказал он.
В этот момент сержант Хоффман услышал за спиной шаги Мейсона, развернулся, и, при виде чашек с дымящимся кофе, широко улыбнулся.
– Спасибо, Мейсон. Вы очень кстати. Гриффин, выпейте кофе. Сразу почувствуете себя лучше.
Гриффин кивнул:
– Пахнет восхитительно, но я и так уже нормально себя чувствую.
Мейсон подал ему чашку.
– Вы что-то знаете о завещании? – неожиданно спросил сержант Хоффман.
– Если не возражаете, я предпочел бы не отвечать на этот вопрос, сержант, – сказал Гриффин.
Хоффман взял у Мейсона чашку.
– Я как раз возражаю, – заявил полицейский. – Я хочу, чтобы вы ответили на этот вопрос.
– Мой дядя оставил завещание, – признал Гриффин.
– И где оно? – спросил Хоффман.
– Этого я не знаю.
– Тогда откуда вам известно о его существовании?
– Дядя сам мне его показывал.
– Все имущество наследует его жена?
Гриффин покачал головой.
– Насколько мне известно, она ничего не наследует, кроме суммы в пять тысяч долларов.