Персики для месье кюре
Шрифт:
А что, если Каро права? Что, если у Рейно действительно случился нервный срыв? Что, если стресс, который он испытывал в течение последних недель, привел его к самоубийству? Да нет, не может быть! На него это совсем не похоже. И все-таки…
Люди меняются, — донесся до меня из темноты чей-то шепот, и я узнала голос матери. — В конце концов, ведь и ты сама очень изменилась, верно? И ты, и Ру, и Жозефина…
А потом я услышала голос Арманды: Ты все пыталась спасти меня, помнишь? Точно так же, как когда-то — свою мать. Но мы обе все равно умерли.
— Бам! — сказала Розетт. — Бам бам, бадда-бам!
Это
На этот раз я принесу ей то, что она любит больше всего.
Глава шестая
Среда, 25 августа
Вряд ли я так уж долго пробыл без сознания, но очнулся я в полной темноте. Ужасно болела голова, да и спина тоже; нетрудно догадаться, что те, кто принесли меня сюда, не особенно со мной нежничали.
Вот только что значит «сюда»? Я осторожно сел. Похоже, какой-то подвал: пол выложен плиткой и запах подвальный. И воздух сырой, холодный. В нем отчетливо чувствовался запах плесени и какого-то гнилья.
Рядом явно протекала река: я хорошо различал ее хриплый торопливый рев — ее пению мешали груды мусора, принесенного паводком и вертевшегося на волнах, как Джаггернаут. [55]
Я крикнул:
— Эй! Здесь кто-нибудь есть?
Мне никто не ответил.
Я мог бы крикнуть и еще раз, но не стал. Я догадывался, что меня бросили сюда, скорее всего, те же люди, которые избили. Но если это действительно так, то, наверное, не стоит лишний раз с ними встречаться?
55
Джаггернаут (или Джаганатха) в индийской мифологии — одно из воплощений бога Вишну; в переносном смысле — неумолимая, безжалостная сила, уничтожающая все на своем пути и требующая слепой веры или самоуничтожения.
Я решил немного осмотреться. Двигаясь в полной темноте на ощупь, я все же сумел определить, что нахожусь в весьма просторном помещении величиной с бальный зал. Я обнаружил также несколько пустых упаковочных клетей из дерева, груду битой штукатурки, подмокшую картонную коробку, пачку старых газет и каменную лестницу примерно в дюжину ступеней, ведущую к запертой двери. С моей стороны в двери не было даже ручки, и я загрохотал по деревянной панели кулаками. Но никто не пришел. А дверь явно была крепкая. Впрочем, там, наверху, за ревом реки стук моих кулаков вряд ли был кому-то слышен.
Ах, отец мой, я понимаю, это глупо, но я даже почти не испугался. Точнее, я просто не мог поверить, что все это происходит со мной в реальности, что я и впрямь нахожусь в темнице; гораздо легче было считать это кошмарным сном, вызванным затянувшимся стрессом, усталостью и болью (кстати, пальцы по-прежнему причиняли мне острую боль). И лишь через некоторое время страх потихоньку заполз ко мне в душу и устроился там, словно незваный гость, который постепенно забирает власть над всем домом. Я заметил, что окружавшая меня тьма не беспросветна: во-первых, дверь над лестницей обрамлял неясный прямоугольник дневного света, а во-вторых, высоко над полом в дальней стене виднелось подобие окошечка, забранного решеткой, напоминавшей решетку в моей исповедальне, и в это окно тоже просачивалось бледное сияние дня.
Теперь, когда мои глаза привыкли к темноте, начала вырисовываться и некая перспектива. Я уже способен был различать форму предметов и угрожающий блеск воды на полу. Здание явно стояло на довольно крутом склоне, и нижний конец подвала оказался уже затоплен; это навело меня на мысль, что я нахожусь, по всей видимости, под одной из допотопных дубилен Маро. Поскольку уровень воды в реке все эти дни неуклонно поднимался, мой подвал вскоре — с поистине угрожающей быстротой! — будет весь залит водой. Я не раз видел, как происходит нечто подобное; и в первую очередь страдают строения, которые стоят ближе всего к воде; именно по этой причине большая часть домов на бульваре Маро приговорена.
Примерно час назад из-под решетки на окне начал просачиваться тонкий ручеек воды, который теперь превратился в сплошной неторопливый поток. Вода почти бесшумно стекала по стене и самым зловещим образом скапливалась в дальнем углу подвала. Еще через час лужа распространилась почти до середины моей темницы.
Почему я здесь оказался? Кто меня сюда бросил? Неужели меня пытаются запугать? Признаюсь: я действительно испугался. Но гораздо сильнее разозлился. Кто-то осмелился сделать со мной такое!.. Со мной, представителем Святой католической церкви!..
Ты, конечно, можешь сказать, что я сам все бросил и ушел. Что я должным образом не исполнил свой долг. Что я бежал, как тать в нощи, никому ничего не сказав о своих дальнейших планах. Да, отец, теперь я, пожалуй, готов признать, что зря так поступил, ведь никому и в голову не придет, что я пропал. Возможно, через несколько дней кто-нибудь зайдет ко мне и поймет, что меня давно уже нет дома. Но даже если кого-то это и встревожит, то откуда он узнает, где меня искать? И до какого уровня за это время может подняться вода в темнице?
Полагаю, ты мог бы сказать, что это послужит мне хорошим уроком. Что мне вообще не следовало уходить из дома. Что священнику нельзя просто взять и уйти от Бога и своего призвания. Вот только Бог никогда не разговаривает со мной, как это делаешь ты, отец мой. А в последнее время я все чаще ловил себя на мысли, что мое призвание, точнее, моя профессиональная деятельность — это всего лишь способ привнести хоть какой-то порядок в мир, который становится все более странным, исполненным хаоса. Но без церкви я и впрямь беззащитен; это доказывают и те затруднения, что выпали на мою долю в последнее время. Подобно Ионе [56] я был проглочен и оказался в животе чего-то неведомого и слишком большого, чтобы сражаться с ним в одиночку.
56
Еврейский пророк Иона, получив от Бога повеление идти в Ниневию с проповедью покаяния, не послушался Его и отплыл на корабле в иные места, но корабль попал в страшную бурю, и Иона попросил моряков бросить его в море, понимая, что это наказание ему за грехи. Моряки повиновались, и буря утихла, а Иону проглотила большая рыба (в Евангелии — кит), в чреве которой он пробыл три дня и три ночи. — Ион 1:2.