Персона
Шрифт:
Он вытащил стило и стал обводить им на планшете встречи, которые следовало провести, аннулировать или добавить в список. А на полях делал пометки касательно необходимых ему личных сведений о будущих собеседниках. Карьера в профессии, личная жизнь, хобби, привычки в еде и манере одеваться. Вся разница была в деталях, и, когда Каль обладал всей полнотой информации о намеченной жертве, первая встреча с ней никогда не оборачивалась неудачей. За несколько минут грядущие два дня были распланированы не хуже «Тетриса». Каль мастерски распоряжался своим временем – оружием, которое ему пришлось очень рано научиться оттачивать. Каких-то элементов еще не хватало, но в целом он был доволен результатом. Затем он отдал планшет проходившему неподалеку коллеге. Может, тому самому, который его принес, может,
– Через час мне понадобится последняя сводка.
– Хорошо, месье Доу.
Коллега, одетый в безупречный костюм, был молод, ему еще не исполнилось и тридцати. Судя по всему, он нервничал, у него дрожала складка в правом уголке губ. Ему очень хотелось произвести приятное впечатление. Первые годы в профессии в значительной степени определяли всю его дальнейшую карьеру. Он наверняка надеялся доставить Калю удовольствие, а потом, через пару-тройку лет, обратиться к нему за помощью, чтобы продвинуться в компании и подняться по общественной лестнице. Что касается самого Каля, то он был хищник, король, восседавший на самой вершине горы и властвовавший над собственной экосистемой. Как и в царстве зверей, хищник редко проявлял заботу о нежных травоядных и уж тем более о самых слабых – старых особях и детенышах.
– Мне кажется, вы волнуетесь. Боитесь, что задача окажется вам не по плечу?
– Нет, месье, я ничуть не волнуюсь. Все будет сделано в срок.
– Что-то я не вижу в вашем поведении уверенности. Если хотите в один прекрасный день сделать что-то еще, вам придется его изменить.
– Слушаюсь, месье Доу, можете на меня положиться.
– Пока я не представляю, как можно положиться на такого человека, как вы. Впрочем, там будет видно.
Каль махнул ему рукой, давая понять, что он может идти. А потом вспомнил, что ему предстояла встреча с человеком, которому действительно можно доверять: с его новой личной помощницей.
– А где у нас новенькая? – бросил он, когда коллега с досадой на лице уже повернулся, чтобы уйти.
– Новенькая, месье?
– Да, где она?
– Прошу меня простить, месье Доу, но я не знаю никаких новеньких.
– Опять вы за свое. Повторяю – у меня такое ощущение, что вы явно не на высоте.
– Я сейчас все узнаю, господин Доу.
Молодой человек побагровел. Его будущее таяло на глазах – вместе с гордостью. Он поспешил к остальным членам команды, а через несколько минут вернулся к Калю.
– Она, месье, координирует с организаторами ваше вечернее выступление.
– Отлично. И как она?
– Что вы, простите, сказали?
Каль впервые за все время посмотрел анониму в глаза и улыбнулся высокомерной улыбкой:
– Если еще хоть раз попросите меня повторить сказанное, я и в самом деле решу, что ваша компетентность не соответствует занимаемой должности.
– Э-э-э… Я бы сказал, что она юна и в своем деле, судя по всему, сведуща.
– Велите ей явиться ко мне в восемнадцать часов.
– Слушаюсь, месье Доу, сию же минуту.
Важные на сегодняшний день дела Каль закончил, все остальное будет сделано на автопилоте. Каждая встреча будет напоминать собой компьютерную операцию «копировать – вставить». Когда ты по отношению ко всем выступаешь в роли клиента, задача не составляет особого труда. Бегло просмотрев почту, он увидел два электронных письма, присланных заведующим канцелярией. Они касались бюджетных вопросов на второе полугодие и подлежали передаче президенту группы. Каль их тотчас же перешлет, тщательно удалив любые упоминания о подчиненном.
Он посмотрел на часы, до того, как отправляться в Дворец Конгрессов на общее собрание, посвященное открытию фестиваля, у него еще оставалось сорок пять минут. Каль заказал эспрессо, по возможности колумбийский, взошел на верхнюю палубу и сел за небольшой столик, с которого открывался вид на море. Подъем наверх принес ему облегчение. В своем вечном, незыблемом движении море напоминало утопистам, что ни одна плотина не может держаться вечно. Как океан в один прекрасный день поглощает побережье, так и сильный в конечном счете всегда одерживает победу. Рядом, прилепившись друг к другу бортами, стояло на якоре еще десятка три яхт. Слева, на таком
За двадцать лет родился новый мир, теперь крушивший все, что попадалось ему на пути. Что же случилось со стариками? Еще вчера движимая амбициями звезда офиса приходила на работу раньше всех, а уходила позже, причем ее личная и семейная жизнь не выходила за рамки статистической погрешности. Она добросовестно ждала, чтобы одну за другой преодолевать ступеньки карьерной лестницы, вплоть до места за столом правления компании. Современная же звезда жила на берегу озера или на окраине лесного массива, продавала свободное время работы своего мозга, выполняя возложенную на нее миссию, и ни за что на свете не соглашалась покидать привычную жизненную среду, чтобы отправиться в джунгли офисных небоскребов.
Каль принадлежал к обоим этим мирам. Дорожа жесткостью и общественным расслоением старого, он вместе с тем пользовался непомерным могуществом, которым его наделял новый. Нервным, неконтролируемым движением он почесал правой рукой шрам. Всего их было четыре – небольших, выстроившихся по абсциссе бугорков, которые он имел обыкновение скрести каждый раз, когда уносился мыслями далекодалеко.
Этот след ему оставила вилка – в первый же день по прибытии в сиротский приют. Буквально через несколько часов после того, как по требованию нотариуса, которого его покойный отец сделал своим душеприказчиком, отвез туда старый садовник. Толстяк носил совсем крохотные очки, писать ему в любых обстоятельствах приходилось мокрыми от пота руками. Каль до сих пор помнил, как вскрыли завещание и стали читать непонятные фразы. Толстяк с потными руками не потрудился перевести их на понятный ребенку язык. Первейшим следствием стало помещение Каля в сиротский приют. После скоропостижной кончины отца у него не осталось в живых никого из близких. По крайней мере таких, о которых кто-нибудь что-то знал. Мать, на момент его рождения едва достигшая совершеннолетия, исчезла через несколько дней после его появления на свет. Отец говорил, что искал ее, но тщетно. Она ни разу не позвонила Калю и не прислала письма, чтобы объяснить этот жест. Отец, рассвирепев от ненависти к ней, уничтожил все фотографии матери, так что теперь Каль даже не мог вспомнить ее лица. Кроме родителя, человека безудержного и одержимого маниакальными идеями, у него никого не было. Именно из-за характера он и оставил распоряжения на тот случай, если его унесет внезапная смерть. Одно из них касалось выбора сиротского приюта, способного дать его единственному ребенку необходимое образование. Тот представлял собой дом католического священника, по виду напоминавший поместье, и принадлежал конфедерации ораторианцев, священники которой заправляли в нем железной рукой, прикрываясь допотопными педагогическими наставлениями. Отец заранее предпринял все положенные в таких случаях демарши, хотя был еще молод, ничем не болел и, конечно же, понятия не имел о несчастном случае, которому предстояло унести его несколько лет спустя. Даже в смерти он настолько эффективно контролировал события, что едва его гроб коснулся дна ямы, как старый садовник побросал в чемодан немногочисленные вещи, которые мог взять с собой Каль, и отвез его в приют, где ему предстояло провести следующие двенадцать лет в ожидании совершеннолетия, ставшего настоящим избавлением.
В первый же день, за ужином, ему показали его место, которое он сохранил за собой до самого конца. Оно располагалось в самом конце длинного стола, с каждой стороны которого сидели пятеро ребят. Всего в столовой таких столов насчитывалось десятка два. Толкая перед собой тележку, монашка раздавала большие подносы, которые сироты передавали из рук в руки, попутно накладывая себе еду. Уже здесь общественные касты постепенно приобретали форму. Самые лакомые куски себе забирали сильные, потом еда переходила к тем, кто находился на ступеньку ниже их, и так далее, вплоть до слабаков и козлов отпущения.