Персональный ангел
Шрифт:
– Пойду я, Кать, – сказал он голосом обычного Тимофея Кольцова. – Скоро утро, тебе надо поспать.
– Спасибо за заботу, – холодно ответила она, едва удержавшись прибавить – Тимофей Ильич, и повыше натянула одеяло.
– Утром увидимся, – пробормотал он, отступая к двери, и через пять секунд оказался на свободе.
В полутемном коридоре, соединяющем гостевое крыло с остальной частью дома, он остановился, натягивая свитер. Ночь за окном была уже не глухой, а сизой, предутренней. Луна сияла сквозь голые ветки оглашенным
Эта девушка – твой первый и последний шанс, сказал кто-то ему в ухо. Вернись. Скажи, что просто боишься. Что не знаешь, как правильно себя вести, ведь ты привык, чтобы все было правильно. Может быть, она знает и растолкует тебе, и все в твоей жизни наконец станет на свои места. Ты же хотел рассмотреть ее поближе. Узнать, из чего состоит ее уверенное, доброжелательное, неистерическое отношение к жизни. Ты слишком поторопился и так ничего и не узнал. Вернись, еще не поздно.
Тимофей вдруг стукнул кулаком в переплет окна и почти бегом бросился в свой кабинет.
В темноте он с размаху ударился плечом о косяк и так хлопнул дверью, что вздрогнули тяжелые портьеры на окнах.
В прессу ничего не просочилось. Журналисты о покушении на Тимофея Кольцова ничего не узнали, и предвыборный штаб продолжал заниматься обычной работой.
Слава Панин с Мишей Терентьевым почти не выезжали из Калининграда, Скворцов мотался туда-сюда вместе с Катериной, а Приходченко в основном сидел в Москве, согласовывая и утрясая с Абдрашидзе детали, которые менялись чуть ли не каждый день.
“Тот берег” после публикации “цитатника”, как назвала Катерина свою подборку высказываний про каждого из кандидатов, несколько изменил тактику. Стало потише, но это напоминало затишье перед бурей. Откуда-то вылезла еще пара кандидатов, то ли от ЛДПР, то ли от фашистов, и оттянула часть голосов на себя, что моментально отметили рейтинги. Кроме того, зарегистрировался еще один кандидат в губернаторы по имени Тимур Кольцов. С ним вообще история была очень мутная, никто не знал, чей он и откуда взялся, хотя все понимали, что сделано это для того, чтобы запутать избирателей перед “последним и решительным”.
Катерина срочно сняла Сашу Андреева с крымских вин и отправила выяснять подноготную Тимура Кольцова.
Однофамилец новоявленного кандидата после покушения сделался раздражительным и свирепым, за что моментально был переименован из Кота Тимофея в Медведя Шатуна.
Работать с ним стало невозможно – он не допускал к себе Абдрашидзе, не говоря уж о Приходченко, совещания одно за другим отменял, пресс-службу на дачу больше не звал, что очень затрудняло работу – приходилось ловить его в Калининграде. Это было трудно, потому что перемещался Тимофей Ильич по родным, а также зарубежным просторам с немыслимой скоростью,
Напрасно он суетится. Она не собиралась мешать ему или привязываться с проявлением теплых чувств. Странно только, что он так перепугался. И совсем на него не похоже. Вряд ли существовало что-то, что могло напугать Тимофея Кольцова.
А может, она просто льстит себе, и он давно позабыл о ее существовании. И все, что было, она просто придумала, как придумала его всего – вместе с его сложностями, тайнами и неожиданной страстностью натуры…
Она похудела и перестала острить на совещаниях.
Она раздражалась и кричала на родителей и подчиненных, а потом неловко извинялась.
Она больше не дерзила Абдрашидзе и не объяснялась в любви Приходченко.
Она работала как сумасшедшая, таща кампанию на хребте, как эскимосская собака – нарты с поклажей.
И во всем был виноват Тимофей Кольцов, промышленный магнат, олигарх и будущий губернатор Калининградской области…
– Кать, так невозможно дальше работать, – сказал Олег однажды вечером. Только что закончилась программа “Время” с репортажем о кольцовском заводе.
Они пили кофе, собираясь разъезжаться по домам. Но очень не хотелось подниматься, идти к лифту, садиться в машину и еще некоторое время рулить в пробках. Поэтому они пили кофе и вяло переговаривались, как очень усталые и хорошо знающие друг друга люди. В офисе было тихо и пустынно – секретарши давно разошлись, сотрудники разъехались по домам и в “поле”, то есть в командировки.
– Ты предлагаешь мне в отпуск уйти? – спросила она язвительно.
– Я чувствую себя виноватым, – признался Олег. – Я втянул в это дело тебя и Сашку. Я знал, что нужно Абдрашидзе, а вы нет. Теперь он свое дело сделал, а ты загибаешься.
– Ну, сделай так, чтобы я не загибалась, – грубо предложила Катерина, – или не лезь ко мне с сочувствием, я тебя умоляю…
– Что-то стряслось в ту ночь, когда вас обстреляли, – не обращая внимания на ее тон, сказал Приходченко. – Ты стала невыносимой. И я боюсь, что если ты и дальше будешь так работать, то вообще свихнешься.
Катерина молчала. Приходченко прикурил и сунул ей сигарету. Она машинально взяла. У нее было усталое злое лицо.
– Ну? – спросил Приходченко.
– Что – ну?
– Что произошло?
– Олег, если тебе станет от этого легче, я тебе скажу – я с ним переспала, – отчеканила Катерина и отвернулась, чтобы не видеть изумления на лице Приходченко. Он даже ноги со стола снял.
– Ты что, Катька?! Обалдела?!
– Не приставай ко мне, Олег! – заорала она. – Что тебе от меня нужно? Я что, плохо работаю? Утаиваю информацию? Отправляю сотрудников на задание без твоей санкции? Продаю идеи Грине Островому?
– Кать, замолчи, – пробормотал потрясенный Приходченко. – Замолчи сейчас же.