Перст указующий
Шрифт:
– В ответ на ваш вопрос скажу, что, кажется, упомянул о них лорду Бристолю или, во всяком случае, кому-то из его приближенных.
– И его отношения с лордом Кларендоном все так же плохи?
– Все так же. Но не настолько, чтобы я мог поверить, будто он решится на подобные действия. Он склонен к необдуманным интригам, но я всегда считал его слишком слабым, чтобы чего-либо добиться. Лучше расскажите, как и почему вы пришли к такому выводу.
И я рассказал. Мистер Беннет выслушал меня с величайшей серьезностью, не прервав мой рассказ даже тогда, когда я признался, что советовался с Джоном Турлоу. Когда я закончил, он вновь долго молчал.
– Так-так, – наконец сказал он. – Веревка, чтобы повесить графа. Трудно поверить, и все же поверить должно. Вопрос в том, как нам поступить в сложившихся обстоятельствах.
– Марко да Кола следует остановить, а Бристоля покарать.
Мистер Беннет бросил на меня пренебрежительный взгляд.
– Да, разумеется. Однако проще сказать, чем сделать. Вы знаете, что затеял Кола?
– В общих чертах.
– Как он сносится с лордом Бристолем?
– Нет.
– Есть ли письма или иные неопровержимые доказательства, что такие сношения имели место?
– Нет.
– И что, по-вашему, мне следует сделать? Может быть, обвинить его сиятельство в государственной измене? Вы, верно, забыли, что он оказывает покровительство мне так же, как я оказываю его вам. Если я порву с ним, то должен совершенно оправдать себя, иначе я навлеку на себя обвинение в вероломстве. Если падет лорд Бристоль, с ним падет и половина двора, и кто будет держать Кларендона в узде, кто посмеет сдерживать короля? Само правительство будет подорвано. Говорю вам, доктор Уоллис, мне трудно поверить, что лорд Бристоль может так поступить.
– И все же он так поступает. Его следует остановить, и вы должны занять его место.
Беннет молча воззрился на меня.
– Я далек от того, чтобы льстить вам, сударь, и не говорю ничего, чего бы вы не чувствовали в глубине души сами. Широко известно, сколь высоко ценит вас его величество. Равно очевидно, какую пользу вы принесете, противостоя интересам лорда Кларендона. Лорду Бристолю помешала в этом его собственная неумеренность. Вам это по силам, и вы справитесь с этим еще лучше, если будете избавлены от его безрассудств. Вам следует порвать с ним и самому его низвергнуть. Если вы этого не сделаете, можете быть уверены, он все равно падет, и тогда вы падете вместе с ним. Он все еще молчал, но, набравшись смелости, я продолжил, ибо знал, что высказываю самые сокровенные его мысли.
– Вы в долгу перед ним как перед патроном, который возвысил и продвигал вас, и я знаю, свой долг вы уплатили сполна преданностью. Но вы не обязаны способствовать ему в дурном, и этот его шаг кладет конец любым обязательствам.
Наконец мои слова убедили его он опустил голову на руки, а локти поставил на стол – самая непринужденная поза, какую он когда-либо принимал при мне.
– Поставить все на карту, так по-вашему, доктор? А если Кларендона все равно убьют и Бристоль и впрямь займет его место? Что будет со мной и близкими мне? А вы подумали о том, долго ли вы сами тогда сохраните свое место?
– Не дольше недели-другой. Но сомневаюсь, что проживу так долго, так что потеря места для меня особого значения иметь не будет.
– Я много размышлял над тем, каким должно быть истинное мое место при дворе. Вы, без сомнения, считаете меня честолюбивым, и вы правы. Но я также верный слуга его величества, и чего бы я ни желал для самого себя, я всегда советовал ему то, что почитал наилучшим. Я заслуживаю самых высоких постов в стране. Кларендон всегда стоял у меня на пути, так как он препятствует всем, кто моложе и умнее него. И вы говорите, мне следует покинуть того, кто всегда был добр ко мне, и помочь удержаться у власти тому, кто презирает сам воздух, каким я дышу?
– Я не говорю, что вы должны помочь ему удержать власть. Я всего лишь указываю, что вам нельзя допустить, чтобы ваше имя связали с его убийством, а молчание и станет таким связующим звеном.
Мистер Беннет задумался, потом уступил – я ни минуты не сомневался, что так будет.
– Вы сами намерены выступить против лорда Бристоля или известите лорда Кларендона? – спросил я.
– Последнее. У меня нет желания выдвигать обвинения. Пусть это сделают другие. Пойдемте, доктор Уоллис. Вы должны пойти со мной.
Я не был представлен лорду-канцлеру Англии, хотя, разумеется, не раз видел его издали. Его чрезмерная тучность не стала для меня неожиданностью, а вот легкость, с какой мы получили доступ к нему, меня удивила. Он чурался церемоний; без сомнения, годы, проведенные в изгнании, когда он влачил нищенское существование и зачастую принужден был обходиться даже без слуги, научили его добродетелям простоты – хотя я заметил, что сходные лишения не преподали такого же урока мистеру Беннету.
Как сказал мистер Турлоу, Кларендон был чрезвычайно предан своему повелителю, который во множестве случаев обходился со своим слугой недостойно, а в грядущие годы обойдется еще более подло. Тем не менее Кларендон решительно поддерживал его и, как мог, отвращал от безрассудных поступков. В изгнании он без устали трудился ради возвращения его величества, а как только эта великая цель была достигнута, по мере сил тщился укреплять трон. Величайшей его слабостью была та, какая встречается у многих в преклонных годах, ибо он излишне полагался на мудрость старости. Нет сомнений, почтение к старшим – большая добродетель, но ожидать его просто так – не меньшая глупость, которая порождаёт одно только недовольство. Мистер Беннет был из тех, кого лорд Кларендон без нужды настроил против себя, ибо здравый смысл обращал их в естественных его союзников. Но Кларендон неизменно препятствовал продвижению друзей Беннета и лишь изредка допускал, чтобы привилегии поста и звания доставались кому-либо вне круга его приближенных.
Однако вражда между этими двумя вельможами внешне ни в чем не проявлялась. Церемонная учтивость мистера Беннета и природная степенность Кларендона были таковы, что любой человек, менее осведомленный или менее наблюдательный, чем я, счел бы, будто их связывает самая сердечная дружба. Но на деле все обстояло иначе, и я знал, что хладнокровие мистера Беннета напускное и он крайне встревожен исходом этой встречи.
Когда речь шла о делах поистине важных, мистер Беннет не имел обыкновения прятать суть за изысканным оборотом или тонким намеком. Он представил меня как состоящего у него на службе, и я поклонился, а затем без околичностей объявил, что я имею доложить о деле чрезвычайной важности. Кларендон прищурился, вспомнив, кто я такой.