Перст указующий
Шрифт:
– Вздор! – возразил я. – Я никому прощать не намерен. И он еще жив только потому, что у меня нет доказательства, которое необходимо мне, чтобы избежать обвинения в убийстве. – И тут я снова рассказал ему всю историю.
– Беда в том, – заключил я, – что мне непонятно, как действовать дальше. Что ты об этом думаешь?
– Ты хочешь узнать мое взвешенное мнение?
– Разумеется.
– Смирись с Божьей волей, продолжай занятия и стань адвокатом.
– Я спрашивал не о том. Я спрашивал, как мне найти доказательство? Если ты мне друг, то будь добр, отложи свое выискивающее блох богословие и помоги мне.
– Я знаю, чего ты хочешь. Ты хочешь, чтобы я дал тебе совет, который может подвергнуть опасности твою душу.
– Совершенно верно. Именно этого я и хочу.
Томас вздохнул.
– Но, предположим, ты найдешь свое доказательство. Что тогда? Пойдешь дальше и совершишь убийство?
– Это будет зависеть от доказательства. Если оно будет безупречным, я убью Турлоу, как он убил моего отца.
– Твоего отца никто не убивал.
– Ты понимаешь, о чем я говорю.
– Ты твердишь, что твоего отца предали и ложно опозорили. Правосудие не свершилось. Так не лучше ли исправить эту несправедливость, воззвав к правосудию теперь?
– Ты не хуже меня знаешь, во что обходится предъявление обвинения кому бы то ни было. Откуда я возьму деньги?
– Я просто указал на одну из возможностей. Дашь ли ты мне слово, что выберешь этот способ, если будет возможно, а не возьмешь дело в свои руки?
– Если будет возможно, в чем я сомневаюсь, то даю.
– Вот и хорошо, – сказал он с облегчением. – В таком случае мы можем приступить к планированию твоей кампании. Конечно, если у тебя еще нет плана. Скажи мне, Джек… прежде я не спрашивал, потому что ты не допускал такого вопроса. Но какое, собственно, предательство приписывают твоему отцу?
– Не знаю, – сказал я. – Как ни нелепо, но мне так и не удалось открыть, что ему приписали. Мой опекун, сэр Уильям Комптон, с тех пор со мной не разговаривал, мой дядя отказывается даже упоминать имя моего отца, матушка скорбно качает головой и ничего не отвечает на самые прямые вопросы.
Дослушав мой откровенный ответ, Томас прищурился.
– Тебе известен преступник, но ты толком не знаешь, в чем состоит преступление? Довольно необычное положение для правоведа, ты не находишь?
– Пожалуй. Но мы живем в необычные времена. Я исхожу из того, что мой отец ни в чем не виновен. Или ты отрицаешь, что таков мой долг? И что в этом деле ни религия, ни закон не оставляют мне выбора? Не говоря уж о том, что мой отец, я знаю твердо, был не способен на подобную низость.
– Признаю, что это необходимое исходное положение.
– И ты признаешь, что Джон Турлоу как статс-секретарь несет ответственность за все, что относится к уничтожению всякого, кто угрожал власти Кромвеля?
– Да.
– Значит, Турлоу безоговорочно виновен, – заключил я просто.
– Но если твоя юридическая логика так неопровержима, зачем тебе требуется доказательство?
– Затем, что мы живем в смутное время, когда закон стал орудием власть имущих, и они опутывают его всякими установлениями, чтобы избежать кары. Вот зачем. А кроме того, моего отца так ославили, что люди отказываются видеть очевидное.
Томас только что-то пробурчал, так как в законах не разбирался и верил, будто они имеют какое-то отношение к правосудию. Вот и я думал так до того, как начал их изучать.
– Чтобы одержать победу в суде, – продолжал я, – мне необходимо доказать, что в силу своего характера мой отец ни на какое предательство вообще способен не был. Однако он объявлен предателем, и мне надо установить, кто распустил эти сплетни и с какой целью. Только тогда суд может принять дело к рассмотрению.
– И как же ты намерен за это взяться? Кто может сказать тебе правду?
– Таких мало. И почти все они пребывают при дворе. Уже препятствие, потому что у меня нет средств отправиться туда.
Томас, милая душа, сочувственно кивнул:
– Я был бы истинно рад, если бы ты позволил мне поспособствовать тебе.
– Не говори глупостей, – сказал я. – Ты ведь даже беднее меня. Бог свидетель, я благодарен тебе, но, боюсь, у тебя не найдется столько, сколько мне требуется.
Томас покачал головой и поскреб подбородок, как было у него в привычке перед началом доверительного разговора.
– Милый друг, прошу, пусть это тебя не заботит. Мои виды на будущее недурны и обещают стать еще лучше. Приход Истон-Парва через десять месяцев перейдет в распоряжение лорда Мейнарда. Он попросил смотрителя и тринадцать старших членов факультета рекомендовать ему кого-нибудь, и смотритель уже намекнул, что, по его мнению, я подойду во всех отношениях, если только покажу свою приверженность доктрине. Это потребует усилий, но я стисну зубы, и тогда восемьдесят фунтов в год будут мои. То есть если мне удастся взять верх над доктором Гровом.
– Над кем? – спросил я в удивлении.
– Над доктором Робертом Гровом. А ты его знаешь?
– Очень даже хорошо. И в доказательство у меня еще сохраняются некоторые болезненные местечки. Он был капелланом сэра Уильяма Комптона, когда меня отослали к нему. Много лет доктор Гров исполнял обязанности моего гувернера. То, что я знаю, вбил в меня он. Но он-то при чем тут?
– Теперь он вновь член факультета Нового колледжа и желает получить мой приход, – объяснил Томас. – Пусть никаких прав у него на это нет, кроме того, что до сих пор он ни одного прихода не получал. Говоря откровенно, я подхожу гораздо больше. Приход нуждается в молодом, благоразумном священнике, а Гров – старый дурень, который оживляется только тогда, когда думает об обидах, нанесенных ему в прошлом.
Я засмеялся:
– Не хотелось бы мне оказаться между доктором Гровом и тем, что он облюбовал.
– Собственно говоря, я против него ничего не имею, – сказал Томас, словно ему было необходимо убедить меня в этом. – Я бы порадовался за него, получи он приличный приход, если бы их было два. Но есть только один, так что мне делать? Я нуждаюсь в этом приходе больше, чем он. Джек, могу я открыть тебе один секрет?
– Я тебе не препятствую.
– Я хочу жениться.
– А! – сказал я. – Вот, значит, что. И какое приданое у твоей избранницы?