Перстень Аттилы
Шрифт:
— О чем это он? — переспросил ничего не понимающий Гот, еще плохо говорящий по-ромейски.
— Нас грабят, — усмехнулся Аэций.
— Совершено верно, — поддержал его вежливый грабитель.
— Вы сейчас сами свои кошельки оставите, — зло процедил Гот делая шаг вперед. Но грабители тут же быстро выхватили из под плащей короткие мечи.
— Не советуем, — снова подал голос самый разговорчивый из них. — И поторапливайтесь — у нас мало времени.
— Что будем делать? — тихо спросил Аэций, глядя на бандитов.
— С голыми руками и против мечей, — протянул Гунн задумчиво, в то время как рядом стоявший Гот тяжело дышал с налитыми кровью глазами. — Да и больше их.
— Я беру двух крайних справа, — промолвил Рус, снимая с себя плащ.
— Идет, — весело поддержал его Гунн, в то время как Аэций с сожалением посмотрел на единственный факел в руках бандита. Потушить бы его.
— Мы выбираем честь, — сказал он. — Так что защищайтесь, мы атакуем.
И началось.
Отпрыгнув в сторону Рус плащом пытался поймать руку своего противника, в то же время стараясь вести его так, чтобы тот своими действиями мешал своим товарищам, сталкивая их между собой. Разъяренный Гот, разбежавшись с громким ревом, сделал вид, что собирается прыгнуть на врага, а сам упал прямо перед выставленным мечом ногами вперед и, прокатившись по гладким булыжникам, сбил бандита с ног. Гунн, ловко уйдя от выпада своего противника, успел перехватить его руку, и теперь они, сцепившись, катались по каменной мостовой, яростно рыча.
Между тем соперник Аэция явно не торопился нанести удар, тщательно выбирая момент и позицию, чтобы было уже наверняка и без всяких подвохов.
— Мне жаль тебя, — сказал он, наконец изготовившись, и в этот момент мимо протанцовывающий Рус накинул на него свой плащ, оставшись без своего единственного оружия.
Аэций сполна воспользовался заминкой, ногой выбив меч в сторону. Противник Руса резкими взмахами огородил место его падения, стараясь не подпускать их к валяющемуся мечу.
Однако отброшенный в этой суматохе единственный факел погас. Да и Луна скрылась за тучкой. Стало совсем темно. И тут-то все и завертелось.
Некоторое время слышалась возня, сопение, удары железа о камень, и короткие выкрики, говорящие о том, что наши друзья все еще живы и не собираются сдаваться.
— Гунн, берегись!
— Гот, сзади!
— Рус, иду на помощь!
— Ромей, держись, сейчас поможем!
А тут и в конце улочки зашумело, высыпали рабы с факелами и бандиты, подобрав в спешке свои вещи, быстренько скрылись в темноте.
— Все живы? — тяжело дыша спросил Аэций, оглядывая место битвы в свете множества факелов.
— Я жив вроде, — ответил устало поднимающийся с мостовой Аттила.
— Я тоже, — подал голос Рус, оставшийся сидеть у стенки дома.
— А где Гот?
— Я здесь, — хмуро отозвался Теодорих, который в горячке боя бросился было за бандитами, но вскоре вернулся.
— Извините, — вмешался один из подбежавших рабов. — Хозяин спрашивает, может ли он чем-нибудь вам помочь?
— Кому-нибудь раны надо перевязать? — спросил у юношей Аэций, попутно сам осматривающий себя — ведь сейчас можно за царапину принять серьезное ранение и не обратить на нее надлежащего внимания.
— Да нет, — раздались голоса юношей, осматривающих себя и друг друга. — Вроде легко отделались.
— Ну что? Тогда в сады? — спросил Рус, неторопливо подбирая свой растоптанный плащ.
— Куда нам в таком виде? — с сожалением подал голос Аэций.
— Я предлагаю, — перебил всех Аттила. — Пойти к ростовщику и сообща купить меч Цезаря. Он будет хранится у Флавия, как символ нашей дружбы. Я думаю — наши закладные ростовщик не откажется принять.
Упирающегося Римлянина слушать никто не стал и, захваченные новой идеей, молодые люди дружно скрестили руки, как-то неожиданно дав клятву всегда помогать друг другу. Они тогда еще не знали, что история вертит и простыми людьми и вождями — для нее все равны, и вожди зависят точно также от народа как и народ от вождей.
— Еще минутку, — задержал собравшихся было уходить друзей Аттила и отвел Римлянина в сторону.
— Ты любишь Элию? — требовательно спросил Гунн.
Флавий усмехнулся.
— Была когда-то давно такая глупость. Или болезнь. Не знаю как это назвать. Но к счастью — излечился и теперь я совершенно здоров. А что?
Ничего не ответив, Аттила только кивнул, задумавшись о чем-то своем. Потом он неспеша снял с пальца свой перстень и решительным жестом подозвал раба-факелоносца, все еще испуганно жавшегося в сторонке.
— Отдай это достопочтимой Галле Плациде, — сказал Гунн, протягивая свой драгоценный подарок. — И передай — Пусть он принесет ей удачу и счастье. И еще скажи, — добавил он чуть помедлив, — что я не приду.
— Возможно, ты об этом еще пожалеешь, — криво улыбнулся Аэций, слышавший весь этот разговор.
— О перстне или о Элии? — спросил, вдруг легко рассмеявшись, Аттила.
И они дружной компанией скрылись в темноте переулка.
Эпилог
Как известно из истории, перстень никому счастья не принес.
Вскоре после описанных нами событий вестготы во главе с Аларихом захватили Великий Рим. И наши юноши были свидетелями этого.
Разграбив город, король вестготов, уходя, забрал красавицу Элию с собой, собравшись жениться на ней против ее воли. Но вскоре умер и мужем красавицы Элии стал следующий король, Атаульф. Правда, через год умер и он. И следующий король, Валлий, отец Теодориха, вернул Элию в Рим. В неволе она провела долгие пять лет.
Теодорих, став после смерти отца королем вестготов, основал первое варварское королевство на территории Западной Римской империи — Тулузское королевстве вестготов. Оно просуществовало дольше всех из готских держав — до 713 года, когда было разрушено арабами.
Элия же вскоре повторно вышла замуж за военачальника Констанция. И вновь — против своей воли. Как и предсказывал Аэций, муж Элии быстро стал соимператором Гонория, получив титул Констанций III. И, соответственно, Элия стала императрицей (августой). В 418 году у нее родилась дочь Юста Грата Гонория, которая, как утверждали, красотой вся пошла в мать. А в 419 году родился сын Флавий Плацид Валентиниан, ставший в 425 году после смерти своего дяди Гонория императором Западной Римской империи Валентинианом III. Было ему в ту пору неполных 6 лет. Опекунами при нем были его мать Элия Плацида и Аэций.