Перстень с пардом
Шрифт:
Вскоре пришли чернецы. Облюбовали место на вершине холма. Монахи начали строить здесь церковь в честь святых Бориса и Глеба. Трудились усердно, не забывая, однако, и о молитвах. Жители слободы ходили смотреть, кто-то предлагал свою помощь. Монахи принимали ее с благодарностью, но сами о помощи не просили, хоть и тяжеловато им приходилось. Так что появилась в слободе и своя церковь святых страстотерпцев Бориса и Глеба.
Монахи перед своим уходом освятили строение, собрали жителей на службу, прочитали им «Житие Бориса и Глеба».
– Воистину вы цесари цесарям и князья князьям, ибо вашей помощью и защитой князья наши всех противников побеждают и вашей помощью гордятся. Вы наше оружие, земли Русской защита и опора, мечи обоюдоострые, ими дерзость поганых низвергаем и дьявольские козни на земле попираем, – читал старый чернец, его слова отдавались под деревянными сводами, а верующие, стоя на коленях, преклонив свои головы, внимали этим словам, понимая, какую силу небесную и защиту обрели в сей церкви. Слободчане гордились ею. Однако и задумались: церковь есть, дома есть, люди живут, а названия поселению нет. Порешили на сходе: носить слободе имя святых Бориса и Глеба, как и у их церкви. Стало быть, Борисоглебской слободой следует назвать поселение.
––
Нерадостная весна
Дед Пафнутий был знатным печником, его уважали еще и как самого старшего в слободе. Соорудил он для кузнеца горн. Еще собрал Пафнутий вокруг себя детей, чтобы вместе делать кирпичи для печей. Хорошо, что глина была здесь хорошая. Ребятня активно помогала деду, так что печами обеспечили все семьи. Как без русской печи прожить в деревне?! Она и согреет, и накормит, и хворь выгонит. Так что трудились печники, Пафнутий и Вятко, не покладая рук.
Добрину весна не очень радовала. Ни щебет птиц, ни теплые лучи солнца, ни первая зелень – ничто не привлекало ее взгляда. Она ходила задумавшись, будто ничего не замечая вокруг себя.
– Дитятко мое, Добринушка, не убивайся ты так! – приговаривала Новожея. – Жизнь продолжается. Авось еще встретишь другого молодца!
– Мне никто не нужен, я Переславу обещала…
– Что ты обещала? Убиваться по нему всю жизнь?
– Нет, бабуль. Но… Приснился мне дед Везнич.
– И что он? – Новожея боялась услышать еще что-нибудь страшное, напряглась.
– Он мне сказал, чтобы я берегла свой дар, замуж не выходила, чтобы не пропал он.
– Да пусть бы он пропал, твой дар! – крикнула в сердцах Новожея. – Тебе еще только шестнадцать, а ты должна себя похоронить, что ли? Господи, за что нам такие муки?!
– Не надо, бабуля, не кричи так. Видно, не судьба мне семьей обзаводиться. Я даже перстень снять не могу, это знак, что должна я всю жизнь Переслава помнить!
– Вот уж нет! Я еще на твоей свадьбе хочу погулять, правнуков хочу понянчить!
Добрина заплакала, уткнувшись лицом в плечо Новожеи.
– Не я это решила, я только исполняю господню волю. Еще сказал Везнич, что если я не буду дар развивать, то буду сильно болеть, а то и вовсе помру.
Так и стояли обе обнявшись, плакали каждая о своем.
Когда окончательно потеплело, стало и жить легче. Постепенно приходили люди в себя, старались жить, обзаводиться хозяйством. Росла Борисоглебская слобода.
Только Добрина оставалась одна. Хотя сватались к ней парни здешние. Но всем отказывала «гордячка» – так промеж себя называли девушку. А она смирилась со своей долей быть одинокой. Часто ходила в лес за травами: Новожея посылала ее, чтобы отвлечь от черных мыслей. В лесу дышалось легко, думы плохие уходили, наступало умиротворение. Добрина слушала пение птиц, наблюдала за насекомыми. Ей казалось, что они с ней разговаривают, только языка этого девушка еще понять не могла. В лесу ей не было страшно. В слободе знала всех, хотя бы в лицо, чужих в этих краях не встречала.
––
Мербол
Однажды, собирая травы, зашла Добрина далеко в лес. Она хорошо ориентировалась в чаще, могла найти нужную тропку. Новожея даже удивлялась: как ее внучка, горожанка, прожив в здешних краях так мало, могла свободно гулять где хочет, не боясь заблудиться? Сама женщина побаивалась встретить в лесу лешего.
Добрина шла, наслаждаясь теплом летнего утреннего солнышка, лучи которого играли в каждой капельке росы. Девушка подошла к березе, обняла ее – так ее учила бабушка Новожея. Женское это дерево, помогает унять душевную боль. Добрина закрыла глаза и мысленно спрашивала совета у березки – куда ей идти? Ответ пришел сам собой.
– Эй, девица, ты не из слободы? – услышала она.
Открыв глаза, она увидела странно одетого парня: так в ее слободе не одевались. Рубаха из грубого холста, кожаный наборный ремень, на котором болтались серебряные фигурки коней, в правом ухе – серебряная серьга в виде кольца, на шее – гривна из когтей и зубов медведя, за плечами – лук и колчан со стрелами. У него было широкое скуластое лицо, слегка узковатые серые глаза, которые внимательно смотрели на девушку. Длинные, до плеч, каштановые волосы стянуты кожаным ремешком со множеством металлических колечек.
– Да, оттуда, – ответила Добрина, внимательно глядя на парня.
Он улыбнулся. Она поняла, что его не стоит опасаться.
– Я ищу женщину, которая может лечить. Не знаю, как зовут, – парень говорил по-русски с каким-то акцентом.
– А ты кто будешь? – спросила Добрина.
– Меня зовут Мербол, я из деревни, что на левом берегу. Очень заболела одна наша женщина, она и послала меня к вам, у вас, говорит, есть травница.
– А я Добриной зовусь. А травница эта – моя бабушка Новожея. Хорошо, пойдем со мной, я отведу тебя к бабушке. А как же ты перебрался на наш берег? – спросила Добрина парня.
– Лодка у меня есть маленькая. Я ее в кустах прячу, а когда надо, достаю. На этом берегу я и охочусь иногда.
Они шли не спеша, разговаривая на самые простые житейские темы. Им было интересно общаться. Добрина никогда не видела в этих краях других людей.
– А ты из какого народа будешь? – Добрина заглянула парню в глаза. – Я таких, как ты, еще не видела.
– Я меря. Знаешь, в этих краях нас много. Захочешь, я тебе покажу наши реки – Эдома, Урдома и другие. Там много рыбы, хотя речки и небольшие. И уток там много бывает.