Пертская красавица (ил. Б.Пашкова)
Шрифт:
телесным недостатком, напротив, этот недочет, казалось,
отвечал мощному телосложению, хоть и нарушал его
правильность.
Гость был одет в полукафтанье буйволовой кожи, а на
поясе носил тяжелый меч и нож, или кинжал, словно
предназначенный защитить кошелек, который, по город-
скому обычаю, был прикреплен к тому же поясу. На круг-
лой, очень соразмерной голове курчавились черные густые,
коротко подстриженные кудри. Темные глаза смотрели
смело и решительно, но в остальных чертах лица сквозили
застенчивая робость в сочетании с добродушием и откро-
венной радостью встречи со старыми друзьями. Лоб Генри
Гоу, или Смита (его звали и так и этак)7, – когда на него не
ложилось, как сейчас, выражение робости – был высок и
благороден, но нижняя половина лица отличалась менее
счастливой лепкой. Крупный рот сверкал крепким рядом
красивых зубов, вид которых отлично соответствовал об-
щему впечатлению доброго здоровья и мощной силы.
Густая короткая борода и усы, недавно заботливо расче-
санные, довершали портрет. Лет ему могло быть не более
двадцати восьми.
Вся семья была, как видно, рада старому другу. Саймон
Гловер опять и опять крепко пожимал ему руку, Дороти
говорила приветливые слова, а Кэтрин непринужденно
7 «Гоу» на гэльском языке, как «Смит» на английском, означает «кузнец».
протянула руку, которую Генри принял в свою тяжелую
лапу, собираясь поднести к губам, но после минутного
колебания оставил свое намерение из страха, как бы такую
вольность не истолковали вкривь. Не то чтобы ему почу-
дилось сопротивление в легкой ручке, неподвижно ле-
жавшей на его ладони, но улыбка и разлившийся по де-
вичьей щеке румянец, казалось, удвоили смущение моло-
дого человека. Подметив, что друг его колеблется, Гловер
закричал от всей души:
– В губы, приятель! В губы! Не каждому, кто пересту-
пит мой порог, я сделал бы такое предложение. Но, клянусь
святым Валентином в канун его праздника, я так рад видеть
тебя вновь в славном городе Перте, что, кажется, ни в чем
тебе не отказал бы.
Кузнец (могучий горожанин, как ясно из сказанного,
был по ремеслу кузнец), получив такое поощрение, сдер-
жанно поцеловал красавицу в губы, а та приняла поцелуй с
ласковой улыбкой, скромной, как улыбка сестры, но при
этом сказала:
– Я надеюсь, что мы приветствуем в Перте друга, ко-
торый вернулся к нам раскаявшимся и лучшим, чем был.
Смит держал ее за руку и, казалось, хотел ответить, но
затем, точно вдруг оробев, разжал пальцы. Отступив на
шаг, как бы в страхе перед тем, что сделал, он зарделся от
стыда и удовольствия и сел у огня, но не рядом с Кэтрин, а
напротив.
– Ну-ка, Дороти, поторопись со стряпней, хозяюшка.
Ты же, Конахар… Но где же Конахар?
– Лег спать, сударь, у него разболелась голова, – не-
уверенно объяснила Кэтрин.
– Ступай позови его, Дороти, – сказал старый Гловер. –
Я не позволю ему так вести себя со мной! Он, видите ли,
горец, и его благородная кровь не позволяет ему расстилать
скатерть и ставить блюдо на стол! Мальчишка вообразил,
что может вступить в наш древний и почтенный цех, не
послужив должным образом своему хозяину и учителю по
всем правилам честного повиновения! Ступай позови его.
Я не позволю ему так передо мной заноситься!
Дороти, кряхтя, полезла по лестнице – вернее сказать,
по стремянке – на чердак, куда строптивый ученик уда-
лился так не вовремя. Послышалось брюзжание, и вскоре в
кухню сошел Конахар. Его надменное, хоть и красивое
лицо горело угрюмым затаенным жаром, и, когда он при-
нялся накрывать на стол и расставлять судки с солью,
пряностями и прочими приправами – словом, исполнять
обязанности современного лакея, которые обычай тех
времен возлагал на ученика, – весь его вид говорил, как он
возмущен и как презирает это навязанное ему низменное
занятие. Кэтрин смотрела на него с тревогой, как будто
опасаясь, что его откровенная злоба усилит негодование
отца, но только когда ее глаза перехватили на миг взгляд
Конахара, юноша соизволил скрыть свою досаду и, услу-
жая хозяину, принял смиренный вид.
Здесь уместно отметить, что хотя во взгляде, который
Кэтрин Гловер бросила тайком на юного горца, отразилось
беспокойство, едва ли внимательней наблюдатель подме-
тил бы в ее отношении к юноше что-либо сверх того, что
может чувствовать молодая девушка к товарищу и ровес-
нику, с которым она находится в постоянном и тесном
общении.
– Ты долго странствовал, сынок, – сказал Гловер, как
всегда обращаясь к молодому ремесленнику с этим лас-
ковым словом, хотя вовсе не состоял с ним в родстве. – И,
знать, немало рек повидал ты, кроме Тэя, немало красивых
городов, помимо нашего Сент-Джонстона.
– Но ни одна река, ни один город и наполовину так не
полюбились мне, как Тэй и Перт, да и наполовину так не
стоят любви, – ответил Смит. – Уверяю вас, отец, когда я