Первая любовь
Шрифт:
Мы все же залезли на соседский участок — но заброшенный. В покосившемся, почерневшем доме давно никто не жил, а огород зарос бурьяном. Глеб притоптал траву, аккуратно поставил меня туда и расстелил плед. Мы легли: я слева, он справа. И его левая рука сразу завладела моей правой и переплела наши пальцы.
— Медведица! — сразу радостно пискнула я, отыскав на небе знакомый ковшик.
— Умница ты какая… — похвалил меня Глеб. — Не только по-английски шпрехать умеешь…
— Звучит, как
— Ни в коем случае! А какие еще знаешь?
Я всплеснула левой рукой и сокрушенно покачала головой:
— Никакие. К сожалению, на этом мои астрономические познания заканчиваются.
— Вон там Цефей, — Глеб показал пальцем, но я, конечно, ничего не разглядела. — В форме ракеты с хвостиком.
— Не вижу…
Он подполз совсем близко, так что наши щеки соприкоснулись, и стал водить пальцем, более точно указывая на яркие звезды.
— Это так сложно! — посетовала я. — Их так много и при этом нет никаких ориентиров, как, например, на земле рельеф.
— Люди еще и не на то способны, — хмыкнул Глеб. — А вон там Кассиопея — в форме буквы W. И еще тут где-то Пегас должен быть…
— Откуда ты все это знаешь? — спросила я его с восхищением. Наши лица были просто неприлично близко — на расстоянии, что называется, вытянутой губы. От этого было волнительно, и сладко, и тревожно…
Глеб пожал плечами:
— Интересовался. Сейчас столько всякой информации в свободном доступе…
— Ты мог бы стать ученым… — села я на своего любимого конька.
— Марусь, не начинай. Ученых и без меня хватает.
— Военных тоже.
— Считаешь, в армии мозги не нужны?
— Считаю, есть более подходящие области применения для твоих.
Он вздохнул. А потом поднял наши сцепленные кисти и обнял мое предплечье.
— Я бы хотел… — пробормотал он тихо, — жить поближе к тебе… Не расставаться больше так надолго…
— Тем более. Я тоже, Глеб. Но если ты уедешь по контракту куда-то далеко…
Он прикрыл глаза и поджал губы.
— Ладно, Манюсь, пойдем? Тебе спать пора… — он освободил мою руку и погладил меня по волосам.
— Сейчас, еще немножечко… — попросила я, потерлась щекой о его мускулистое плечо и минут десять посозерцала звезды. А потом благополучно уснула.
Мне снился Глеб. Почему-то он был взрослым, а я — маленькой девочкой. Он держал меня на руках и покачивал, одновременно шипя и бормоча что-то убаюкивающее, а я обнимала его за шею, и растекалась по нему, и дышала им, чувствуя себя в полной безопасности. От него сладко и тепло пахло земляничным мылом и чем-то мужским — кажется, уверенностью в себе и спокойствием…
Проснулась я в собственной постели, одна, и долго не могла вспомнить, как тут оказалась. Мы с Глебом смотрели на звезды, а
— Пожалуйста, следи за братом! Не выпускай из виду. А мы привезем вам что-нибудь… в подарок.
Не успела за ней закрыться дверь, как проснулся Киря и принялся пищать. С трудом разлепив непослушные веки, я взглянула на телефон. Семь утра. Вот черт! И не выспалась, и йогу пропустила…
Пришлось встать, умыться, покормить брата. Прибрав на кухне, я повела его на улицу. Во внутреннем дворе у Кири была целая площадка, сооруженная его рукастым папой: горка, песочница, веревочные качели. Пока мелкий изготавливал куличики, я решила хоть немного позаниматься сама. Чуть-чуть размялась, потянулась и стала отрабатывать вчерашнее новоприобретение — ту самую позу лягушки-гирлянды.
Неожиданно сзади — с соседского огорода — послышалось веселое фырканье:
— Манюнь, ты чего это, учишься складываться в три погибели?
Примерно в середине фразы прозвучал негромкий треск, и голос стал приближаться.
— Это маласана! — фыркнула я намного презрительнее, чем Глеб, не без труда выбираясь из позы.
— А по-русски?
— Поза гирлянды.
Он покачал головой:
— Не похоже. Гирлянда — она длинная и… гибкая. А это лягушка какая-то.
Глаза его сияли радостью, а загорелый обнаженный торс смущал меня до такой степени, что тяжело было смотреть. Он подошел ко мне совсем близко, вплотную — так, будто хотел обнять, но кисти рук его остались зажаты в задних карманах шорт.
— Как тебе спалось, полуночница? — спросил молодой человек, с нежностью рассматривая мое лицо.
— Хорошо… а как… я оказалась у себя в постели?
— Я тебя отнес.
— Но окно…
— Выяснилось, что вы не запираете на ночь дверь. Это довольно опрометчиво!
— Спасибо, Глеб… — мне по-прежнему неловко было смотреть на его торс, но и в лицо — я тоже смущалась, поэтому мой взгляд остановился в районе его яремной впадины. — За вчерашнюю экскурсию по ночному небу и… за твою заботу.
— Всегда пожалуйста, — прошептал он хрипло и замер в молчании.
Совсем смешавшись и залившись краской, я подняла глаза. Взгляд Глеба гулял по моему лицу, но создавалось ощущение, будто он гладит меня им. Моментально накатила волна мурашек, а сердце из рыси пустилось в галоп. Чтобы хоть немного снизить эти сжигающие меня ощущения, я принялась молоть все, что приходит в голову:
— Название этой позы связано с положением рук в ней… ну, в идеале, они должны обхватывать тело, как гирлянды… Просто я… пока так не могу.