Первая мировая война. Краткая история
Шрифт:
Брусилов все-таки упустил один важный элемент в своей стратегии побед: вовремя остановиться. Вся Россия торжествовала, а союзники ждали дальнейших великих свершений. Войска продолжали продвигаться вперед, изнуряя себя в летнюю жару и сталкиваясь в таких ситуациях с обычными трудностями со снабжением: особенно не хватало воды, пересохли источники. Тем временем прибыли австрийские части с Итальянского фронта, германские войска — с северного крыла Восточного фронта и даже с Западного. Они заняли новую линию обороны, близко расположенную к железнодорожным узлам Ковеля и Владимира-Волынского. Русская конница, как всегда, не играла значительной роли в действиях, а ей требовался фураж, и это лишь усугубляло проблему снабжения. Атаки становились все менее эффективными, основные резервы находились на германской части фронта. В начале июля русским генералам пришлось перейти к обороне в лесах под Барановичами, где в 1914 году располагался штаб верховного главнокомандования. Атаки были по обыкновению лобовые, предпринимались после малоэффективных и бесполезных артобстрелов, что служило генералам оправданием для ничегонеделания. Потом Брусилову подбросили резервы. Главным компонентом стала «Особая армия», сформированная из двух пехотных и одного кавалерийского корпусов императорской гвардии — лучшие из лучших в старой царской армии. Они не были обучены методам современной войны, хорошо знали лишь тактику
Однако в результате победы Брусилова в войну вступила Румыния [10] . Ее лидеры не хотели этого, зная, какая судьба постигла Сербию, но союзники заставили, пообещав вознаградить венгерскими землями и помочь ударами с Южных Балкан (где с 1915 года у них находилась база в Салониках, укомплектованная частично остатками сербской армии). В Берлине и в Вене встревожились: сняли Фалькенгайна (его отправили командовать 9-й армией на новый фронт). Румыны не имели никакого военного опыта, солдаты были стойкие и упорные, но офицеры знали очень мало и удивляли всех своей несообразностью (одним из первых приказов было предписание младшим офицерам не пользоваться тенями для век). Армия с трудом перебралась по карпатским перевалам в Трансильванию, и у нее моментально возникли неурядицы со снабжением. Центральные державы кое-как сумели наскрести войска, пользуясь тем, что наступление Брусилова сбавило темп (Россия потеряла около миллиона человек). Натренированные горные части выдвинулись на перевалы. В Салониках в это время на союзников наваливалась одна беда за другой: нехватка продовольствия, малярия, пожар. Смешанные немецкие, болгарские и турецкие войска могли свободно пойти в наступление на север, через болгарскую границу по Дунаю. Румыны не понимали, куда направить свои силы: избрали сначала один фронт, потом — другой, потерпев поражение на обоих. В начале ноября войска Центральных держав прошли западные перевалы Трансильванских Альп и тоже вышли за Дунай. Румынская армия, оказавшись под угрозой изоляции, 7 декабря оставила Бухарест и под прикрытием русских войск начала отходить в дыму от горящих нефтяных скважин на новые оборонительные позиции в горах Молдавии.
10
* Брусиловский прорыв и операция на Сомме положили начало перелому в Первой мировой войне: стратегическая инициатива перешла к Антанте.
4
В 1916 году почила в бозе Европа девятнадцатого века. Символом ее кончины стал уход из жизни Франца Иосифа, престарелого императора Австрии, 21 ноября. Он родился в 1830 году, в то время, когда только зарождались железные дороги, парламентский либерализм, и стал прадедом для самых разных народов своей империи, говорившим на всех ее языках. Теперь, в 1916 году, страна была охвачена национализмом, вовлекавшим в войну массы людей и разжигавшимся прессой. Государство теперь вынуждено было предпринимать гораздо больше усилий, чем в 1913 году, пришлось печатать бумажные деньги, поднимать налоги на недосягаемую высоту. В конце 1916 года произошло еще одно событие, символизирующее кончину старого мира: в Лондоне давняя парламентская либеральная коалиция потерпела поражение при голосовании по вопросу о конфискации вражеской собственности в Нигерии. Несколько ультраконсерваторов, возмущенных мировой бойней, взывали к прекращению огня, но их никто не хотел слушать. Во всех странах, невзирая на события 1916 года, требовали войны «до победного конца», как говорили в России. В Британии появился новый энтузиаст войны, Дэвид Ллойд Джордж, и он настроился на то, чтобы нанести последний, сокрушительный удар — «нокаут».
ГЛАВА ПЯТАЯ
1917
1
Большие войны обладают собственной кинетической энергией. Как считают немецкие историки, государственные деятели в 1914 году мыслили категориями «кабинетной войны», то есть такой войны, которую можно начать и закончить по желанию вождей. Но трудно признать ошибку и прекратить войну, когда на фронт уже призваны миллионы, принесены страшные жертвы, люди заразились враждой и ненавистью, а над политиками, государственными мужами и генералами навис карающий дамоклов меч общественного мнения. Наверное, испытывал желание остановить войну австрийский император. Хотели это сделать папа римский и президент Вильсон. Однако они устранились. К исходу 1916 года появились лидеры-радикалы, придумавшие свои варианты «нокаута» Ллойда Джорджа. Драматизм положения заключался еще в том, что каждая из сторон считала возможным нанести такой удар. Новые лидеры в Германии, и Людендорф прежде всего, осознавали, что на Западе сложилась патовая ситуация. А подводные лодки? А перспектива уморить голодом британцев? Некоторые левые политические деятели порвали с социал-демократами, но серьезная оппозиция войне еще не созрела. Напротив, милитаризация страны достигла небывалого размаха. По «программе Гинденбурга» всем мужчинам в возрасте от шестнадцати до шестидесяти лет надлежало трудиться в военной промышленности, предстояло вдвое увеличить военное производство (что и было сделано). Во Франции новый энергичный генерал Робер Нивель, прославившийся в сражении при Вердене, обещал принести нации очередную блистательную победу, чем ввел в заблуждение почтенного Жоффра, ставшего к этому времени маршалом, но игравшего второстепенную роль. Несмотря на потерю индустриального севера, импровизации совершили чудеса в военной экономике, а Нивель гарантировал выиграть войну, комбинируя действия пехоты и эффекты «ползущего огневого вала».
Немцы первыми начали претворять в жизнь принцип jusqu'au boutiste («идти до конца»). Они объявили неограниченную подводную войну. Это был рискованный шаг, угрожавший втягиванием Соединенных Штатов в военные действия на стороне союзнических держав. Американцы вели бурную торговлю с Британией, и от нее во многом зависело их экономическое благосостояние. Британцы были самыми крупными иностранными инвесторами в Америку. А что, если немцы действительно заблокируют торговые связи, потопляя суда вместе с экипажами и пассажирами? Американцы вовсе не собирались вмешиваться в войну, и их президент Вудро Вильсон призывал к компромиссному миру. Подлодки Германии могли изменить его мнение.
Новое верховное главнокомандование Германии, понимая бесперспективность сухопутной войны, сделало ставку на флот. Морское ведомство, недовольное недееспособностью больших кораблей,
Вторая проблема казалась сложнее. В 1915 году у немцев было немного субмарин — пятьдесят четыре, малой дальности и в основном с четырьмя торпедами. Предполагалось: встретив в британских водах какое-либо судно, подводная лодка должна всплыть, запросить сведения о характере груза, проверить его и с учетом обстоятельств разрешить команде высадиться в спасательные шлюпки, прежде чем потопить корабль. Субмарина, выполнявшая эту процедуру, называвшуюся «крейсерскими правилами», подвергала себя угрозе оказаться под обстрелом из скрытых орудий. Однако другая сторона миссии — пуск торпеды, бесшумно скользящей чуть ниже ватерлинии по судну, на котором могли находиться женщины и дети, считалась варварским и бесчеловечным актом (еще в 1914 году Черчилль удивлялся тому, что такие методы применяются на море). Столкнувшись с британской блокадой, Германия уже в первые месяцы 1915 года объявила неограниченную подводную войну — потопление судов без предупреждения; вокруг Британских островов была демаркирована запретная зона, и 7 мая 1915 года немцы потопили пассажирский лайнер «Лузитания» (тысяча двести одна жертва, среди них — сто двадцать восемь американцев). Соединенные Штаты выразили резкий протест. Германия, не имевшая достаточное количество подлодок, дала задний ход и обещала впредь придерживаться «крейсерских правил». Однако в 1916 году немцы спустили на воду сто восемь субмарин и построили стоянку для легких подлодок в бельгийском порту Зеебрюгге, откуда они могли угрожать транспортам в Ла-Манше. К концу года Германия была готова начать новую кампанию неограниченной подводной войны. Командование военно-морского флота представило доклад со всеми расчетами и пригласило двух известных экономистов из Берлинского университета — Макса Зеринга и Густава Шмоллера — для обоснования ущерба, который Германия способна нанести Британии. Она рухнет, охотно подтвердили экономисты, особенно если «цеппелины» сбросят бомбы на зерновые склады в портах Ла-Манша.
Адмирал Хеннинг фон Хольцендорф заявил, что он может топить каждый месяц шестьсот тысяч тонн судов: морские перевозки Англии сократятся вдвое, поднимутся голодные бунты, страшное бедствие обрушится на регионы, зависимые от торговли. Мнение канцлера Бетмана-Гольвега было более здравым и даже скептическим. Он знал: если Германия начнет тотальную подводную войну, то Соединенные Штаты почти наверняка вмешаются. Его советник Карл Хелфферих, понимавший что к чему, сказал: адмирал сочиняет небылицы. Новый австрийский император Карл, жаждавший мира, тоже возражал, не проявляли энтузиазма левые и центристские партии. Но Бетман-Гольвег не мог игнорировать настроения военных и недовольство населения, винившего британскую блокаду в том, что ему приходится довольствоваться крысиными сосисками и турнепсом. Выкуривая сигарету за сигаретой, он ломал голову над тем, как уйти от решения тяжелой проблемы. Двенадцатого декабря четыре Центральные державы объявили о готовности вести переговоры о мире. Президент Вильсон предоставил посольству Германии в Вашингтоне безопасные каналы связи и запросил у враждующих сторон условия перемирия.
Союзникам не составило никакого труда изложить свои требования: возрождение независимой Бельгии, право наций на самоопределение. В общем-то они говорили вздор, на деле стремясь расширить свои империи и нисколько не заботясь о чьем-то «самоопределении». Немцы хранили молчание по поводу собственных условий и даже не ответили Вильсону. Бетман-Гольвег не мог сказать, что возродит свободную Бельгию, поскольку он и не собирался это делать. Германия сражалась за германскую Европу; через год программа Mitteleuropa частично будет реализована в Брест-Литовске, и свободная Бельгия с французскими институтами и британскими склонностями не вписывалась в планы Берлина. Германские промышленники нацелились на угольные и железорудные ресурсы Бельгии, а военачальники хотели прибрать к рукам по крайней мере фортификации Льежа на случай новых войн. Германское Generalgouvernement (наместничество) в Брюсселе поощряло фламандских сепаратистов, разрешив Гентскому университету пользоваться фламандским языком: образованные люди считали его крестьянским наречием, чем-то вроде искаженного голландского говора. Бетман-Гольвег оказался в затруднительном положении. Если он будет столь же покладистым, какими выставляли себя союзники, то его вышвырнет Людендорф, уже являвшийся реальным хозяином Германии. Военные и промышленные круги охватила страсть к экспансии и аннексии: сначала бельгийские угольные бассейны и французские железные рудники, затем — этнически почищенные провинции Польши. Бетману-Гольвегу ничего не оставалось, как молчать или лгать относительно целей войны. Затруднения испытывали и британские, и французские дипломаты: в тайне вынашивались имперские замыслы. Они решили применить лишь один бесспорный аргумент: восстановление независимой Бельгии. Берлин никогда не согласился бы выполнить это условие. Немецкие дипломаты вели себя неуклюже, и их инициатива мирных переговоров закончилась ничем. Бетман-Гольвег не мог больше противостоять адмиралам.
С 1 февраля 1917 года Германия объявила морское пространство вокруг Западной Франции и Британских островов зоной поражения кораблей без предупреждения. Хольцендорф доказал свою правоту. Теперь он располагал ста пятью субмаринами (в июне — ста двадцатью девятью). В январе под прикрытием «крейсерских правил» немцы потопили триста шестьдесят восемь тысяч тонн судов, в том числе сто пятьдесят четыре тысячи тонн — британских. В феврале — пятьсот сорок тысяч. В марте — почти шестьсот тысяч тонн (четыреста восемнадцать тысяч — британских). В апреле — восемьсот восемьдесят одну тысячу (пятьсот сорок пять тысяч британских). Суда обычно торпедировались, когда они сходились вместе, приближаясь к портам. Нейтральные страны начали отказываться от перевозок, корабли стояли у причалов, американцы несли потери. Британия чувствовала себя бессильной: против субмарин, похоже, не было никаких средств защиты. Однако адмирал Хольцендорф просчитался и в итоге внес самый большой вклад в поражение Германии. Британцы выжили. На помощь пришли американцы.