Первая Мировая война
Шрифт:
Контингент интервентов ограничивался четырнадцатью тысячами, половина из них американцы, половина - японцы (президент как бы сразу блокировал японскую угрозу (по крайней мере, он так думал).
Решение было объявлено высшим военным чинам в лицо. Вильсон стоял перед ними "как школьный учитель" (отметил скептичный П. Марч). "Почему вы качаете головой, генерал, - обратился Вильсон к Марчу.
– Вы полагаете, что японцы не ограничатся 7000 человек и сумеют сделать территориальные приращения?
– Именно так) - отвечал Марч"{972}.
Военная оппозиция была преодолена, и машина интервенции заработала. В середине июля 1918 г. президент Вильсон указал, что в отношениях с Россией приоритет должен быть отдан не комиссии
С американской деловитостью инструкции были посланы во Владивосток адмиралу Найту в полдень того же дня. К высадке войск следует приступить немедленно, не терпит отлагательства и оказание материальной помощи чехам. Всех сопротивляющихся американскому вторжению адмирал Найт назвал "германо-большевиками". Новый лидер Запада Соединенные Штаты вторгались в пределы России нежданными, не будучи приглашенными ее правительством. Вне всякого сомнения, эти события оставили свой шрам на двусторонних отношениях{973}.
На Дальнем Востоке американцы постарались по мере возможности отложить ссору с Японией. Полковник Хауз встретился с послом графом Исии и обещал ему в ходе общей операции "оказать содействие в расширении японской сферы влияния". Даже этот, продиктованный тактическими соображениями, намек буквально воспламенил обычно хладнокровного японца. В Токио шаг американцев также расценили как своего рода карт-бланш в России. В предлогах для вмешательства японцы недостатка не испытывали. Почему Россия запрещает японцам селиться в Сибири, позволяя это корейцам и другим азиатам? Дискриминация Японии нетерпима. Исии поделился этими соображениями с советником президента, и Хауз выразил понимание японской проблемы в России.
Четвертого июля 1918 г. посол Френсис обратился к русскому народу по случаю национального американского праздника: "Мы никогда не согласимся на то, чтобы Россия превратилась в германскую провинцию; мы не будем безучастно наблюдать, как немцы эксплуатируют русский народ, как они будут стремиться обратить к своей выгоде огромные ресурсы России"{974}.
Когда это заявление достигло Берлина, германское министерство иностранных дел потребовало депортации Френсиса.
На пути к Парижу
Третьего июня французский дешифровщик Жорж Панвен прочитал сверхсекретный германский радиосигнал, сообщающий детали операции, намеченной на 7 июня в районе между Мондидье и Компьеном. За десять минут до назначенного срока французская артиллерия предвосхитила неприятеля осуществила массированный обстрел переднего края изготовившегося противника. И все же ответная германская артподготовка оказалась устрашающей. 750 тысяч снарядов окутали французские окопы горчичным газом, фосгеном и дифенил-хлорарсином, приведя в состояние небоеспособности 4 тысячи французских солдат. Утром 8 июня германская пехота отчаянно ринулась вперед.
Клемансо наблюдал бой, стоя рядом с Першингом, и спросил генерала его мнение. "Что же, сейчас это впечатляет, но мы наверняка победим в конце". Тронутый премьер взял генерала за руку. "Вы действительно думаете так? Я рад, что вы это сказали".
Десятого июня немцы были в семи километрах от Компьена. Но лучшие умы с обеих сторон думали уже не о текущих событиях, а о кампаниях следующего года. Людендорф приказал увеличить производство самолетов до трехсот в месяц между июлем 1918 и апрелем 1919 г. Черчилль координировал союзное производство вооружений на период до весны 1919 г. До 12 июня немцы спорадически наступали, но в этот день Людендорф отдал приказ остановиться: танковые контратаки были слишком дорогостоящими для немецкого авангарда. Давал о себе знать и горчичный газ, впервые использованный французами в массовом объеме.
Для судеб России важными были две правительственные конференции немцев между четвертым наступлением немцев на Западе, приостановленным 14 июня 1918 г., и последним, пятым, которое началось 15 июля. На конференция в Спа под председательством императора, трех прежних глав кабинета министров и канцлера уверенность в конечной победе была всеобщей. Цели на Востоке достигнуты, польская проблема решена, Россия изолирована и экономически "открыта".
Точку зрения скептиков выразил 24 июня министр иностранных дел Рихард фон Кюльман полному составу рейхстага: не следует ожидать "какого-либо определенного окончания войны посредством чисто военного решения"{975}. Националистически настроенные депутаты потребовали его головы и получили ее. Новым канцлером стал адмирал Пауль фон Гинце.
Шестое июля
Участвующие в правительственной коалиции совместно с большевиками левые эсеры летом 1918 г. стали приходить к пониманию опасности дальнейшего сближения с немцами. Следовало решить задачу ликвидацией Ленина и германского посла в России. Убийство Ленина означало бы уход с политической арены самого большого приверженца мира с Германией. Убийство германского посла обязано было вызвать репрессии Берлина. В этом случае Россия обязана была бы возвратиться в строй Антанты. 6 июля 1918 г. в Москве был убит посол Мирбах, а 29 июля в Киеве эсеры застрелили германского фельдмаршала фон Эйхгорна. Большевики расценили действия эсеров как мятеж и подавили его военной силой. С тех пор большевики в России никогда не входили в политические коалиции. Западные послы читали заявление теперь уже однопартийного большевистского правительства: "Двое негодяев, агенты русско-англо-французского империализма, подделали подпись Дзержинского, проникли к германскому послу графу Мирбаху при помощи фальшивых документов и, бросив бомбу, убили графа Мирбаха".
Ленин посетил германское посольство с выражением соболезнований.
Германское правительство приступило к обсуждению возможностей пересмотра своей политики в России. Был ли смысл в том, чтобы иметь дело с шатким правительством? Берлин видел трудности большевиков и ждал их падения буквально с часу на час. Такая ситуация не благоприятствовала долговременному сотрудничеству. Не лучше ли передоверить решение "русской задачи" военным? К этой точке зрения склонялись кайзер Вильгельм, его наследник принц Генрих, генерал Людендорф и новый министр иностранных дел Гельферих. Бросить против большевизма германские дивизии и поставить у власти в России прогерманских монархистов. К такому же выводу вели правящую верхушку Германии представители белой эмиграции, прибалтийские немцы, представители казачьих формирований на Юге России: германский кайзер не должен пятнать себя сотрудничеством с убийцами царя. Чиновники и генералы начали опасаться воздействия красной пропаганды на германский рабочий класс и армию. Более и важнее всего: у Германии появился шанс осуществить если не союз, то мир Центральной Европы с Западом, используя в качестве предлога необходимость противостоять разлагающему социальному влиянию России. Люди вокруг Людендорфа считали в июле 1918 г., что последнему наступлению Германии на Западе должна предшествовать попытка нащупать шанс примирения с Антантой и американцами. Но Запад держался жестко и это было решающим обстоятельством. Теперь точно предстояла битва на Западе, и в этой обстановке русский тыл следовало не ожесточить, а замирить.
Смирив гордость, немцы после убийства Мирбаха назначили нового посла Гельфериха, яростного сторонника диктата в отношении большевиков. 1 августа он требовал: достаточно небольшого удара, чтобы призрачный большевистский режим рассыпался на части: "Продолжать ожидать для нас нет никакой возможности. Все, что необходимо, мы можем получить участием в свержении большевистского режима... Следующий русский строй и общественное мнение будут настроено против нас из-за того, что станут рассматривать нас как друзей и защитников большевиков".