Первая после бога
Шрифт:
Во-вторых, летать очень некомфортно. Впрочем, «очень» и большим буквами написать можно. Только ощущений всё равно не передашь. По крайней мере, теперь Дира понимала, почему у детских и юношеских команд по «Властелину» такая форма странная. Да не странная она, просто памперсы сзади выпирают! У взрослых-то, видимо, сфинктеры каменеют. Хотя сама Кассел порекомендовала спорткомитету вдогонку к памперсам несчастным игрокам выдавать ещё бумажные пакеты. А, заодно, и маски, которые нежные барышни перед сном надевают. Вот ведь странность: глаза, вроде, и не открываются, а такие ужасы успеваешь заметить, что
Саму доктора от конфуза спасло только то, что все её внутренности не просто в комок сжались –друг в друга попытались залезть и за печенью спрятались.
В-третьих, летать невероятно, дико, обалденно, здорово! «Очешуительно!» – по определению младшего Вароса. Именно так, по-другому и не скажешь. Вот опять же странность и непонятность. Сидишь на песке, да и сидишь с трудом. Ноги с руками трясутся, как хорошенько взболтанное желе. Под черепом непонятно что: то ли размешанные до отсутствия комочков мозги, то ли собственный желудок. На физиономии корка подсыхает. Во рту будто тоже дракон побывал, да ещё и отметился. Сердце не в висках – в глазах панически бухает, угрожая чокнутой хозяйке несвоевременной кончиной. А восторг такой, что вопить хочется. И завопила бы, вот только ничего, кроме агонального хрипа не получается.
Из-за спины Кассел выплыла-вытянулась – плавненько так – уродливая треугольная морда. Кокетливо подмигнула алым глазом, сунулась роговой пластиной под руку: чеши. У Диры сил хватило только на то, чтоб пихнуть наглую физиономию. Дракон толчка, наверное, и не почувствовал даже. Но отодвинулся, пристроил голову на песочек, фыркнул обиженно, обдав доктора смесью гнилого мяса, кариозных зубов и серы.
Нет, что не говори, всем эти зверюги хороши. Только зубы не чистят.
Рейнер плюхнулся на песок по другую сторону от Урагана. Покачнулся, едва на спину не завалившись. Но улыбался так, что Дира за целостность его щёк испугалась, не треснули бы – счастливый, как… Как пилот, дорвавшийся до полёта. По сравнению с ним малыш, получивший на день рождения вожделенный набор сразу из тысячи солдатиков с флагами, конями и пушками, будет выглядеть судьбой обиженным. Вот только кулак, которым он у дракона за рогом начёсывал, трясся, как у старика с Паркинсоном[1].
В киселе, побулькивающем у Кассел между ушами, всплыл врачебный долг и что-то отдалённо смахивающее на ответственность.
– Голова не болит? – просипела Дира.
Пожалуй, у простуженной вороны голос и то нежнее звучал. Доктор откашлялась – не помогло. Наверное, стоило радоваться уже тому, что вообще способности говорить не потеряла.
– Болит! – радостно кивнул блондин и поморщился, потёр костяшкой пальца бровь.
– Ну-ка, глянь на меня, – едва слышно просипела Кассел.
Бугай послушно повернул голову, даже вперёд нагнулся, пристроив подбородок на стрелку нароста между драконовых ноздрей. Зрачки вроде ровные и взгляд сфокусирован. Но бледный, на лбу испарина.
– Тебе в больницу немедленно надо, – каркнула Дира, – под наблюдение.
– Не надо мне в больницу, – красавчик набычился, отвернулся.
– Тогда в постель и лежать младенцем!
Доктор честно попыталась прикрикнуть командным голосом. Ничего не вышло. Сложно держать себя грозно, когда только и можешь сипеть перебитым шлангом.
– И в постель мне тоже не надо, – обиженно буркнул громила.
Разве что носом не шмыгнул – дитё дитём, несправедливо отчитываемое.
Помолчали. Блондин кулаком за рогом зверюги тёр. Кассел, сама не замечая, когда это делать начала, поглаживала бархатистые, чуть-чуть шершавые и странно сухие ноздри дракона. Ураган млел, наполовину прикрыв морщинистые веки и затянув алые глаза плёночкой.
Оба – и наездник, и монстр – сопели негромко. Громадные, не слишком интеллектом обременённые и безумно сильные, а оттого вдвойне пугающие. Точнее, они обязаны были до дрожи пугать любого нормального человека. Вот только нестрашные совсем, если приглядеться. Несмотря на все когти, клыки и кулаки вместе взятые.
Или это у Диры в мозгах перекос случился, а инстинкт самосохранения куда-то отлучиться вздумал?
– Ну, ты же должна теперь-то понять, – тихо, головы не поднимая, будто сам с собой разговаривая, подал голос Варос. – Куда я без этого? Только и жизни, что так. Сама же видишь… Да что я? Поумней же меня будешь. Сам здоровый, как слон. Шага не сделаю, чтоб не своротить чего. Бабок горы, девки вешаются. А что девки? С утра смотрят, как на урода. По мне, так им всё едино, что со мной, что, вон, с Ураганом переспать. У меня кубки, а у них перепихоны с чемпионами. Я ж ничего больше не умею – летать только. А ты видела бывших наездников?
Кассел в ответ лишь кивнула. Видеть она, может, и не видела, но представить могла. Что такое спортсмен-наездник хоть в гонках, хоть во «Властелине», хоть в драконболе? Гора натренированного мяса, в два раза больше, чем природой полагается. И стоит перестать тренироваться, придерживаться специальной диеты и – чего уж там лицемерить? – снадобья принимать, как вся эта махина превращается в груду жира, с которой не справляется ни позвоночник, ни сердце, ни почки с печенью.
– Так чего мне теперь? Голову в петлю совать сразу и не мучиться? – тоскливо протянул Рейнер и усмехнулся невесело. – Хотя, что там петля? Ни один же крюк не выдержит.
И на это Дира промолчала – сказать-то нечего. Не нужно и на кофейной гуще гадать, чтобы понять: никто допуск к полётам не даст. Его травма, а, главное, её последствия с перегрузками несовместима. Точка.
– Но ведь рано или поздно, а из спорта тебе уйти пришлось бы…
Вот лучше б помолчала, утешительница! Или предложила помочь крюк понадёжнее закрепить.
– Так это как посмотреть, – неохотно отозвался блондин. – Если б просто по возрасту, то я и в тренеры могу. У меня с молодняком хорошо получается. А так… И за Урагана обидно. Его ж усыпят. Другого наездника драконы не принимают.
Зверюга, интимно прислонившаяся щекой к дириному боку, тоскливо вздохнула, будто понимая, о чём речь идёт, и совсем глаза закрыла. Кассел подняла руку, проведя ладонью по основанию костяного хребта. Сейчас он обычного цвета был – корично-желтоватого. Наверное, его специально перед соревнованиями золотили. А вот чешуя и вправду такая, как в записи, которую ей интерн показывала: угольно чёрная, лаково отблёскивающая, с ярко-алыми полосами. И на ощупь тёплая.
– Ясно, – буркнул громила. – Ладно, извини, что полез.