Первая смена
Шрифт:
Ребята деликатно помалкивали, ожидая удивительного. Ждать долго не пришлось.
— Я покажу вам редчайший экземпляр флоры — дерево, которое тонет в воде!
— Дерево в воде потонет? Чудно! — усомнился Виталька.
— Ты сам в этом убедишься. Прошу следовать за мной…
Деревья отступили, и перед ребятами открылась пересеченная рядами виноградников долина. Очень четко и ясно выступили на фоне голубого неба зубчатая вершина Ай-Петри, россыпь белых домиков Ялты.
— Неужели потонет? — не унимался Виталька.
— Извольте убедиться.
Сергей видел, как, недоверчиво улыбаясь, отломил Виталька кусочек
Чтобы не обидеть мальчишку, Сергей сдержал смех, наблюдая, как стало меняться Виталькино лицо, когда брошенная им веточка начала погружаться все глубже и глубже.
— Тонет…
— Железное дерево! — экскурсовод был явно доволен произведенным эффектом. — Удельный вес этого дерева, заметьте, больше удельного веса воды.
— А-а-а…
— Скажите, а это дерево пробковое? — донесся откуда-то со стороны голос Наума:
— Совершенно верно. Пробковый дуб. Из его древесины делают пробки, им набивают спасательные круги и пояса. Вот удельный вес этого дерева, — повернулся экскурсовод к Витальке, — значительно меньше удельного веса воды. Таким образом, из этого следует: дерево не только не тонет само, но еще может удержать на воде довольно большой груз. Так-то, друзья мои.
— Дяденька, — нерешительно поднял на экскурсовода глаза Виталька, — можно, я кусочек с собой возьму? Деду покажу. А то он у меня такой, ни за что не поверит.
— Возьми, возьми, — улыбнулся экскурсовод. — Кстати, друзья мои, у вас в лагере, несомненно, есть самшит.
— Есть, — откликнулись ребята. — Кустики такие? У нашей палатки растут.
— Должен сказать вам, самшит тоже тонет в воде.
— Опасные вы даете сведения, — рассмеялся Сергей. — Боюсь, что в следующий раз на вопрос, есть ли самшит, вы получите отрицательный ответ.
— Ну, я надеюсь, они оставят что-нибудь и товарищам.
— Оставим, — озорно закричали ребята.
— А правда, это дерево ядовито? — снова вмешался Наум, показывая на маленькое деревце, обнесенное проволокой с предупреждающими табличками.
— Весьма. И требует самого осторожного обращения.
Экскурсовод повернулся к Сергею.
— Представьте, пришлось огородить. Ладно бы дети, они вообще любят во всем сомневаться, но ведь, подумайте, взрослые… Одного спрашиваем: «Скажите, вы видели предупреждение?» — «Видел», — отвечает. «Так что же вы, простите, полезли?» — «А я не поверил, думал, просто редкое растение и решили припугнуть, чтоб не ломали». Ну что тут будешь делать?!
— Так им и надо! — вдруг сказал Вилен.
— Кому надо? — удивился сотрудник сада.
— Тем, кто лазит. Пусть жгутся. Я бы снял проволоку. Редкое, видите ли, растение, так обламывать его надо. Жалко, что только обжигает. Таких больно жалить надо, — резко закончил Вилен.
Ребята, примолкнув, смотрели то на своего председателя, то на маленькое деревце, огражденное проволокой.
— Правильно Вилен сказал, — зазвенел голос Витальки. — Скажите, пожалуйста, вашим начальникам, — обратился он к экскурсоводу, — что третий отряд Нижнего лагеря «Артека» за то, чтобы сняли загородку. Кто не верит надписям, пусть расплачивается… А я железной веточки брать не буду: Пусть дед не верит, переживу.
Экскурсовод растерянно взглянул на Сергея.
— Придется сказать, — улыбнулся вожатый. — Они, по-моему, все за это.
И, рассмеявшись, обнял за плечи сразу нескольких мальчишек, требовательно смотревших на растерявшегося экскурсовода.
— Великолепно, друзья мои! — только и сказал тот, недоуменно разводя руками. — Знаете ли, это великолепно!
СКОЛЬКО В ОТРЯДЕ ХАРАКТЕРОВ?
В любом отряде, в любом лагере сколько ребят, столько и характеров. Артек — не исключение. И отношение к каждому разное. Одних любят, других не замечают, третьих презирают, четвертых ненавидят. А если еще учесть, что любовь и ненависть у одних к одним, а у других к другим, то получается такой клубок взаимоотношений, разобраться в котором очёнь трудно. Но и не замечать всего этого нельзя. Нужно вовремя поддержать любимца, сначала, правда, разобравшись, за что любят, каким-нибудь хитроумным маневром поднять в глазах остальных презираемого, пригасить вовремя вражду.
Вражда всегда особенно настораживает. Ребята не взрослые, они ненавидят открыто и чаще всего за дело. Значительно проще, когда не любят действительно плохого. Его перевоспитывают все: и ребята и вожатый. Хуже, когда презирают за неумение. Здесь ребята уже не союзники вожатого. Да и переделать характер человека, пусть даже двенадцатилетнего, значительно труднее, чем заставить его подчиняться, часто, правда, только внешне, требованиям дисциплины.
Еще в первые дни Сергея насторожил Валерик. Он был как раз одним из тек, кого презирают за неумение. Валерик вышел из санпропускника, неловко прижимая к животу комок вещей. Беспрерывно ронял и подбирал то тапочки, то зубную щетку, то мыло. Нагибаясь за одним, он тут же терял другое, и это занятие казалось бесконечным. Большая панама налезла на оттопыренные уши. Галстук, завязанный каким-то немыслимо запутанным узлом, съехал набок, а глаза за толстыми стеклами очков смотрели на мир доверчиво и вопрошающе. Когда он нагнулся за очередной упавшей вещью, Сергей увидел, что кто-то из ребят уже успел засунуть ему за резинку трусов лохматый клочок мочалки.
— Иди-ка сюда, — познал его Сергей. — Тебе так никогда до палатки не дойти. Ну-ка выкладывай на стол свои пожитки. Снимай панаму, клади все в нее. Теперь иди. Стой, хвост у тебя сниму.
— Спасибо, — мальчишка благодарно улыбнулся вожатому.
«М-да! Туго тебе придется», — подумал про себя Сергей, а вслух только спросил:
— Тебе галстук-то кто завязывал? Сам?
— Сам!
— А дома тоже сам?
— Нет, дома папа.
И Валерик тяжело вздохнул.
Это сразу видно. Ты тут такого накрутил… Валерик ничего не сказал, только снова вздохнул.
— Ну ладно, иди. По тропинке спустишься вниз, там палатки… Тебя в какой отряд направили?
— В третий…
С этого дня и начались мучения Сергея. И так-то было трудно в первые дни, а тут еще Валерик.
— Что ты за человек? — не выдержал Сергей. — За что бы ты ни взялся, все у тебя валится из рук. Как же ты дома-то живешь?
— Не знаю, — чистосердечно признался мальчишка и поднял на вожатого огромные глаза. Вы знаете, я как-то никогда об этом не задумывался.
— Смотри, — Сергей взял его за ворот рубашки, у тебя оторвалась пуговица. Ты можешь ее сам пришить?