Первая версия
Шрифт:
Мои замечательные напарники настолько увлеклись, что уже были где-то в зале, продолжая, наверное, начатый с кем-то разговор. Что ж, может быть, это и к лучшему, пронеслась в голове мгновенная мысль.
Как всегда бывает, в дверях зала в последний момент образовалась толкучка. Доля стоял чуть в стороне и ожидал, когда путь освободится. В мою сторону он не смотрел.
Я решил действовать один.
От моего темного угла до Доли было шагов семь. Толпа уже почти влилась в зал, и он стоял ко мне спиной.
Я был уже в метре от него, когда он обернулся.
И я увидел, какой ужас появляется в глазах человека, который сталкивается с привидением. Ведь он знал, что сегодня утром убил меня.
Всю свою ненависть и силу я вложил в удар слева, которого Доля никак не ожидал. Он не успел дернуться, как рухнул навзничь, стукнувшись головой о косяк двери. Все англоманы уже прошли внутрь, и некому было оценить скорость падения своего сотоварища.
Я уже защелкнул на нем наручники и вытащил из заднего кармана брюк иностранного производства пистолет с хромированным стволом, когда из двери выглянули Зотов с Ломановым. Сразу все поняв, они выскочили из зала и закрыли за собой дверь.
Мы подняли уже очухавшегося Долю и дружно спустились вниз. Нами как-то очень резво заинтересовалась охрана, которой мне пришлось предъявить удостоверение. Тогда они проводили нас в служебную комнату.
Машина из МУРа прибыла через десять минут.
Глава седьмая КОНЕЦ «КРЕСТНОГО ОТЦА»
10 августа 1994 года. Ночь, утро
Вчерашний день без перерыва перетек в сегодняшний.
С восьми вечера до двенадцати мы допрашивали Долю. Поначалу он пытался вставать в позу пострадавшего, потом его обуяла невиданная гордыня, а уж после, поняв, что мы знаем слишком много и против него есть свидетели, он обмяк до неприличия.
Хладнокровный убийца оказался на поверку обыкновенной размазней. Хотя от его объяснений веяло явной «достоевщиной».
Теория Раскольникова о сильной личности болезненно проросла в его мозгу и дала свои мерзкие плоды. Он очень подробно и чуть ли не с удовольствием описывал все свои убийства, в череде которых я услышал и знакомые по хронике «нефтяной войны» фамилии.
Правда, Доля объяснил, что взрывами он не занимался.
— Это специальность Петухова со товарищи, — высокомерно сказал он. — Я работаю только в одиночестве.
Судя по всему, он был потенциальным клиентом психиатрички. Афганистан сдвинул его психику настолько, что пути в нормальный мир он уже нащупать не смог. И обосновался в мире преступлений, где чувствовал себя этаким эстетом убийства. Чуть ли не Мефистофелем.
Однако Мефистофель элементарно заложил своего патрона со всеми его грязными потрохами. Но, правда, под это подвел солидную теоретическую базу.
— У господина Буцкова слишком большие амбиции. При достаточно низком
Мне стало понятно, что обида Доли на Буцкова значит в его признании больше, чем все остальное. Он рассчитывал на серьезную роль в делах Буцкова, а его держали как элементарного палача — исполнителя приказов. Он же хотел сам отдавать приказы.
Этакий маленький кровавый Наполеончик без власти. Ибо вся его власть ограничивалась примитивной способностью убивать людей.
К полуночи мы имели все основания для ареста Буцкова. Но самое главное — знали, где его брать. И должны были поторопиться. Доля утверждал, что он почувствовал готовность Буцкова в любой момент свалить из страны. А уж этого мы допустить никак не могли.
У меня к этому господину было слишком много претензий, мягко говоря.
Загородный дом Буцкова находился в дачном поселке Валентиновка, знаменитом тем, что там были дачи Малого театра и МХАТа и на лесных тропинках можно было запросто встретить ну, к примеру, адъютанта его превосходительства или, допустим, Олега Ефремова.
Александра Ивановна Романова связалась с начальником московского ОМОНа, и нам выделили в подмогу взвод крепких парней-профессионалов. То есть о подмоге это я так, образно. Дачу, которую тоже охраняли крепкие мальчики, предстояло брать именно омоновцам. Ну а мы ехали пожинать лавры, так сказать.
Мы подъехали к поселку и выгрузились из машин около железнодорожной платформы. Омоновцы с разных сторон окружили дачу, стоящую в глубине участка за высоким забором. Через забор перемахнуть труда конечно же не составляло, но лучше было этого не делать раньше времени, территория участка скорее всего прекрасно простреливалась из окон дома.
А судя по островерхой крыше, торчащей из-за забора слева от ворот, из трубы которой поднимался дымок, можно было предположить, что есть охрана, которая не дремлет и сразу поднимет тревогу.
К сожалению, Доля не знал об этой даче ничего, кроме ее адреса — его сюда не приглашали. Поэтому о системе охраны мы могли только догадываться.
Командир омоновского взвода старший лейтенант Пшеничников более чем ловко вскарабкался на дерево, откуда смог рассмотреть двор и дом.
— От ворот до дома метров пятьдесят. Вся левая стена от входа в дом — стеклянная.
Четверых бойцов он разослал по четырем углам забора, окружавшего участок. И распорядился подогнать ближе омоновский «ЗИЛ».
И только тогда нажал кнопку звонка, укрепленного у калитки.
— Что надо?! — раздался из-за калитки голос, а в просвет под ней высунулась оскаленная собачья пасть.
— Откройте, милиция! — стоя слева от калитки и сжимая в руках короткий автомат, прокричал Пшеничников.
— Да пошел ты!.. — прорычал голос. — Менты! — глухо добавил он, видимо, в трубку сотового телефона, потому что через пару секунд в окнах дома загорелся свет.