Первая версия
Шрифт:
Михаил Бородкин с женой Марией и сыном Владимиром вернулись в Москву в начале 1927 года. Владимиру было десять лет. Михаил Бородкин попросился на прием к Сталину, который его принял.
После этого разговора при Разведывательном управлении Генштаба РККА был создан особый сверхсекретный отдел, расположенный не в Москве, а в небольшом поселке около деревни Теплый Стан близ Москвы. Михаил Бородкин возглавил этот отдел.
При отделе была открыта особая школа для детей тех самых первоагентов, которые были после смерти Дзержинского отозваны из разных стран.
С одной стороны, их родители в свое время уже готовы были посвятить всю жизнь на благо молодого рабоче-крестьянского государства. И не их вина, что пришлось играть другую роль, нежели та, которая им первоначально была уготована.
С другой же стороны, их дети или были рождены в других странах, или хотя бы прожили там первые годы своей жизни, когда складываются привычки, речевые навыки и черты характера. То есть, по сути дела, эти дети были своего рода иностранцами.
Жутко подозрительный Сталин с восторгом принял идею засылать их на долгие годы по месту рождения для выполнения разведывательных функций. Это были не агенты Коминтерна, а дети людей, которые, по сути дела, оставались заложниками в стране. Поэтому Сталин мог быть в большей степени уверен, что новые агенты не повернут свое оружие против него и не станут агентами-двойниками .
Предполагалось, что эти молодые люди, которым будет создана правдоподобная легенда, станут просто жить и работать в других странах под видом местных жителей, и постараются достичь максимального успеха в жизни.
Для этого у них было все: хорошее образование, большие деньги, те самые «бриллианты для диктатуры пролетариата», о которых в последние годы написано столько глупостей. А самое главное — они были нацелены на успех. Человек же, с детства уверенный, что должен стать министром, никогда не смирится со скромным положением обычного банковского клерка. Он добьется как минимум должности управляющего этого банка.
Владимир Бородкин, сын Михаила Бородкина, естественно, был направлен в США. Об имени, под которым он там легализовался, во всем СССР знало всего несколько человек, в число которых не входила даже его мать. Известно, что именно Владимир Бородкин стал самым крупным и удачливым агентом влияния из всего выпуска школы.
У него не было провалов — это доказывает тот факт, что его отец не пострадал ни при одной из последующих сталинских чисток.
Мало того, во время войны Михаил Бородкин стал заместителем начальника Главного разведывательного управления Генштаба генерала Голикова. А позже, после отставки Голикова, возглавил Главное разведывательное управление.
Умер дважды Герой Советского Союза генерал- полковник Михаил Павлович Бородкин в 1967 году и похоронен на Новодевичьем кладбище.
— А его жена? — словно чертик из табакерки выскочил с вопросом Ломанов.
— О ее смерти сообщений не было. Вообще, о ней известно довольно мало. Они жили очень замкнуто, говорили, что Мария Бородкина необыкновенная красавица. Но это, возможно, элементарные слухи. Если она и жива, что скорее всего маловероятно, — Лев Ильич сделал какое-то особое ударение на слове «маловероятно», — то ей лет уж под сто, не меньше.
— Да-а-а, столько не живут... — с сожалением протянул Ломанов.
— Вот я и рассказал вам ту самую легенду о великом шпионе. Я долго думал, кто из крупных деятелей Америки мог быть Владимиром Бородкиным. Среди подозреваемых мною было сначала десять человек, потом их осталось пятеро. Одно время среди них я числил, только не смейтесь, Генри Киссинджера.
Не скрою, нас с Ломановым это предположение и в самом деле рассмешило. Хотя...
— Судите сами, — предложил Бугрицкий, — родился Киссинджер в Германии, в 1923 году, в тридцать восьмом эмигрировал в США, только в сорок третьем получил американское гражданство. И достиг определенных высот, чтобы вполне соответствовать легендарному образу «великого шпиона». Грешил я, впрочем, и на других. Но выбора так и не сделал. И вас призываю ни в коем случае не делать поспешных выводов, даже если вам покажется, что они лежат на поверхности. Договорились?
— Хорошо, — пообещал я, хотя выводы уже напрашивались. Я хорошо помнил ту, казавшуюся дикой первую версию о Нормане Кларке, которую выдал когда-то Меркулову. Похоже, эта версия обретала вполне реальные очертания...
— Поверьте, я очень много занимался этими вопросами. И почти точно знаю, например, кто был главным агентом влияния в Англии, Франции, ФРГ, Италии, Аргентине и Испании. Не знаю, кто им был в Японии, Китае и Швеции. Что касается Японии и Китая, то этническая специфика предполагает, что они должны были быть все же уроженцами этих стран. С США тоже много вопросов. Не исключено, что последний великий шпион уже умер. И похоронен вовсе не в Кремлевской стене, а где-нибудь на Арлингтонском кладбище, например. Это даже более всего вероятно. Уж очень все в мире изменилось в последние годы...
Лев Ильич задумчиво посмотрел в окно, словно отыскивая там приметы для подтверждения необратимых изменений в окружающем мире:
— А может быть, мы вообще слишком преувеличиваем роль этого великого агента. В конце концов, легенда есть легенда. Вы, конечно, понимаете, что я, не зря все это рассказал и что одним из пяти подозреваемых был именно Норман Кларк. Я лично в этом сильно сомневаюсь, именно из-за ваших американских находок. Уж слишком зыбкой была ему создана легенда. Но рассказать вам о своих подозрениях я был обязан... Еще по последней рюмочке?
Конечно же мы согласились.
Честно сказать, все это было потрясающе интересно, но меньше всего было похоже на правду. Такое же сомнение, как мне показалось, я смог прочесть и в глазах Ломанова.
Когда мы вышли из дома, Сергей задал мне только один вопрос: не напоминает ли мне этот гэрэушный Лев Ильич одного нашего знакомого, а именно сумасшедшего подполковника Ульянова из Севастополя?
Мне пришлось признаться, что немного напоминает.