Первая встреча – последняя встреча

Рязанов Эльдар Александрович

Эльдар Рязанов. Скажите, он давал вам поводы?

Лидия Владимировна. Ну, я придумывала их. Например, он расцветал, когда видел красивую женщину, смотрел на нее с удовольствием. И я уже начинала ревновать.

Эльдар Рязанов. У него есть такая строчка: «и прощать мои дежурные влюбленности». Вы прощали?

Лидия Владимировна. Нет, я шумела, шумела.

Эльдар Рязанов. Устраивали сцены?

Лидия Владимировна. Я устраивала сцены, каюсь.

Но это было от большой любви. И я была собственницей. Хотела, чтобы

он был только мой. Тут и грузинский характер, да и русский тоже...

Эльдар Рязанов. В одном письме Александр Николаевич жалуется вам, что зарплата – это дырка от бублика.

Лидия Владимировна. Начинать жизнь с нуля в пятьдесят четыре года тяжело. Ставки в «Гастроль-бюро» были крохотные. У Вертинского была норма двадцать четыре концерта в месяц. Представляете, двадцать четыре рабочих дня в месяц. Невыносимая норма. А ведь у него были постоянные переезды из города в город. Но одно время позволили петь так называемые «левые» концерты, за которые платили больше. Однако их можно было проводить только сверх нормы, только дополнительно к тем двадцати четырем. Благодаря «левакам» мы смогли обменять маленькую квартирку на Хорошевском шоссе на эту. Здесь когда-то жили старые большевики.

Эльдар Рязанов. В этой комнате, Лидия Владимировна, находится бесценное сокровище – подлинный стол Наполеона да еще с его креслом. На спинке кресла вензель Наполеона: буква «N» в венке. Как они оказались в вашей гостиной?

Лидия Владимировна. Вертинский был на гастролях в Ленинграде и утром после чашки чая пошел погулять. Жил он всегда в «Астории». На Невском был комиссионный магазин. Этот стол туда привезли и сдали на комиссию два майора. Заведующий, увидев такой раритет, помчался предупредить постоянного клиента, чтобы тот быстренько купил уникальную мебель. В это время в комиссионку заглянул Вертинский. Продавец ему объяснил, что заведующий побежал за покупателем. Но, видно, «Астория» оказалась ближе. Александр Николаевич вернулся в номер, взял деньги и тут же заплатил. Когда прибежал заведующий со своим покупателем, было поздно. Заведующий магазином от досады даже ногами топал.

Эльдар Рязанов. Значит, майоры привезли стол из Германии?

Лидия Владимировна. Да. В сорок шестом – сорок седьмом годах.

Эльдар Рязанов. Как пел Высоцкий, «пошла страна – Лимония, – сплошная Чемодания»... А немцы, наверняка, в сороковом году, когда оккупировали Францию, захватили стол в качестве трофея, то есть стибрили. Неисповедимы пути не только Господни, но и пути мебели.

Лидия Владимировна. В эти же годы стали привозить автомобили, рояли, пианино, музыкальные инструменты и прочее. Александр Николаевич получил письмо из секретариата Молотова, что он может в консерватории выбрать себе рояль в подарок от государства. Рояль тоже здесь. Вот он...

Эльдар Рязанов. Скажите, Настя, когда отец приезжал с гастролей, а отсутствовал он подолгу, что происходило дома?

Анастасия. Это был праздник! К этому дню всё подчищалось. Ему не рассказывали о наших жутких прегрешениях. Тем более, говорить ему про наши двойки было бессмысленно. Он приходил в восторг от того, что, например, я плохо училась. Говорил: «Она в меня». Кстати, он никогда нас не воспитывал.

Его не дергали домашними делами. В доме сразу появлялось полно народу. Огромное количество людей сидело за столом, потом гости переходили в кабинет. Папа там рассказывал забавные истории, раздавался смех. Паузы, как будто что-то случилось, и вдруг хохот. Нас выгоняли, конечно, спать. Но я помню, как мы подкрадывались с Машей к двери, там была замочная скважина. Я

очень хорошо помню эту мизансцену – папа в замочной скважине. Всегда он был от меня чем-то отделен, отрезан, чтобы я не подходила. Вот эта мизансцена, когда в замочной скважине он то появляется, то исчезает, – лейтмотив моего детства. А когда гостей не было, он всегда нас брал на колени, много рассказывал нам, сочинял сказки. У него была гипнотическая власть над нами. Например, он мог положить свою огромную руку мне на голову, и у меня проходила головная боль. У него руки были очень теплые и какие-то энергетические.

Эльдар Рязанов. Расскажите, как вас обеих отправили в пионерский лагерь.

Анастасия. Однажды, сидя за столом, отец внимательно посмотрел на нас с Марианной и сказал: «Лиличка, тебе не кажется, что мы воспитываем дочерей не как советских гражданок?»

И мы поехали в пионерский лагерь! Помню только голод, линейку, на которой я стояла, скосив пионерскую руку, и думала: «Черт! Почему Папа не написал вот эту песню, под которую мы сейчас стоим, – «Взвейтесь кострами, синие ночи! Мы – пионеры, дети рабочих!» Зачем он написал про каких-то клоунов, пахнущих псиной, про каких-то дам в ландо? Как бы я сейчас им гордилась!»

Я тогда не понимала меру, высоту и значение его великого искусства.

Через 24 дня приехали мы из лагеря. Дома нас ждали. Папа надел красивый костюм, мама была в нарядном платье, бабушка испекла пироги, сварила для внучек обед. Мы вошли и сказали: «Ну что встали, вашу мать!.. Жрать давайте!»

Не сказав «здрасьте», не поцеловав, мы прошли с Машей на кухню, открыли кастрюлю, взяли котлеты руками…

– Ну вот, – сказали, – теперь мы нажремся наконец-то!

Дальше мы икнули и, развалясь, сели на диване, со страшной силой расчесывая головы.

Папа с мамой замерли в молчании. Они просто оцепенели. Бабушка мужественно подошла к нам, раздвинула волосы, а там по пробору ползли лагерные вши. Нас намазали керосином, держали три дня, мы чуть не угорели. Через три дня бабушка опять раздвинула волосы: лагерные вши ползли той же дорогой, им было всё нипочем. Тогда нас наклонили над ванной и побрили налысо.

Есть такая фотография, когда мы сидим, две тощие, лысые, выражение лиц у нас уже угрожающее, потому что «советская власть плюс электрификация всей страны» вошла в нас с сестрой со всей неотвратимостью.

Эльдар Рязанов (смеясь). Шикарная история! После лагеря мама вас порола?

Анастасия. Да нет… У родителей был просто шок…

Эльдар Рязанов. Вы рано поняли, что у вас очень необычный отец, не похожий на отцов ваших сверстниц?

Анастасия. Это происходило этапами. Я уже говорила: когда я была пионеркой и мы на линейке маршировали под «Взвейтесь кострами, синие ночи!», я думала: «Почему мой папа не написал этой песни?» Потом постепенно, когда вырастала, начала понимать.

Меня затягивал загадочный мир. Я присутствовала в его песнях. Я знаю, это я была маленькой балериной, которая в каморке с больной матерью штопала трико. Это мне присылал король «влюбленно-бледные нарциссы и лакфиоль». И это на меня ревниво смотрела королева. То есть я становилась его персонажами. Как бы входила в них, как ребенок входит в сказку.

Эльдар Рязанов. Вы бывали на его концертах?

Анастасия. Очень мало. Честно говоря, нас не брали. Однажды взяли, посадили в ложу. Папа объявил песню «Доченьки» – и публика поняла, что мы в зале, – он сказал: «Доченьки» и посмотрел на нас. Когда же он дошел до куплета «А закроют доченьки оченьки мои, мне споют на кладбище те же соловьи» – мы в два голоса с Машей подняли страшный рев, зрители заволновались, и нас увели.