Первая жена Иуды
Шрифт:
– Это-то и погубило тебя, Тома. Говорю же, могла бы откупиться арбузом…
– А ты, значит, поехала в Москву, опознала Зосю и… и решила повторить мой маршрут? Неужели наняла частный самолет?
– У меня тоже есть состоятельные друзья…
– И ты прилетела в Саратов из Москвы специально для того, чтобы вручить мне пейзаж?
– Я должна была доказать всем, но в первую очередь – Марку, что этот быстрый перелет возможен и что у тебя нет алиби…
– Ты не представляешь себе, как я тогда испугалась… когда тебя увидела, когда ты мне привет от Зоси передала… Напилась с горя… А тут еще Гоша от меня ушел. Так просто!
– Их всего-то двое… – заметила Рита.
– …он бросил меня… Надругался над моими искренними чувствами?!
– И ты решила убить Сашу. Свою родную сестру. И подсыпала ей тот же самый яд?
– Я хотела вернуть Гошу, сохранить семью…
– Ты больна, Тома. Для тебя смерть другого человека, даже самого близкого, такого, как родная сестра, – не событие. Обычное дело. И хорошо, если тебя признают невменяемой…
– Ты – сука, Рита. Жадная, хищная сука! Ты запросила за свою мазню такие бешеные деньги…
– Опять не поняла. Тамара, твоя ошибка заключается еще и в том, что ты недооцениваешь людей. Неужели я не понимала, что ты поехала со мной лишь для того, чтобы убить и меня, человека, который, как ты уже поняла, обо всем догадался? Ты думаешь, что я на самом деле могла бы работать над пейзажем вечером, при закате, когда вот-вот стемнеет…
– Но ты же взяла мольберт…
– Этюдник.
– Все равно, – отмахнулась она. – Взяла. И краски взяла…
– Я знала, что ты ищешь камень… – Рита произнесла это вслух и ужаснулась тому, с кем она говорит об этом. С Тамарой, женщиной, которую она считала своей подругой! И ведь речь шла не просто о камне, а о том, что Тамара собиралась ее убить. Как и когда такое могло случиться, что нормальная с виду женщина решилась на эти убийства?! Что подтолкнуло ее к убийству Зоси? Алчность? Она побоялась, что Гоша поделится со своей бывшей женой и тем самым лишит каких-то денег ее, Тамару? Или что Гоша уйдет к своей бывшей жене и детям? Тем более что отношения их в последнее время трещали по швам: Тамара сама, словно опережая уход мужа, изменяла ему налево и направо… Или же ее возмутило до такой степени нахальство Зоси, посмевшей вторгнуться в жизнь бывшего мужа, да еще и при этом прочно обосновавшейся в их доме?
– Этот яд я нашла у Зоси в комнате, в коробочке с лекарствами, в пакетике из-под ванили… – неожиданно произнесла Тамара, словно читая вслух мысли Риты.
– А как ты узнала, что это яд?
– Сыпанула немного порошка в молоко моей Фанни, помнишь, у меня была кошечка? Фанни умерла в страшных судорогах…
– Ты рассказала об этом Гоше?
– Теперь это уже не имеет никакого значения… Я все равно никогда не верила ему. Пусть, я знаю, он не хотел возвращаться к Зосе, да и к своим детям, которые много лет росли без него и к которым он был равнодушен и видел их лишь в месячном возрасте… Но Сашку он любил, это я потом поняла… Вот этого я ему простить не могла… И Сашке тоже. Пусть бог простит меня…
За спиной послышались какие-то крики… Рита быстро повернула голову
– Черт! Кто там… на берегу?
Тамара пошла прямо по воде, всматриваясь в бегающие на противоположном берегу фигуры людей, тонущие в малиновом зареве заката. Рита сделала движение веслами, отплывая от нее – мало ли…
– Как, разве ты не узнаешь этих людей? – усмехнулась нервно Рита, в душе радуясь тому, что ее кажущийся абсурдным сценарий воплощается в жизнь. – Тома, это же ты и Гоша… Вы вдвоем… Вы – такие счастливые, веселые…
– Сволочь ты, Ритка… Ты думаешь, я не узнаю свою сестру… Гоша купил ей точно такой же купальник… Она что же, осталась жива?.. После того, как я… Этого не может быть!.. Я сыпанула ей этого порошка даже больше, чем Зоське…
– Гоша подменил яд на ваниль.
– А зачем они бегают? Зачем? Это ты подстроила, ведь так?
– Так. Я хотела, чтобы эта картинка – живая, розовая, яркая, полная великого смысла жизни, – всегда стояла у тебя перед глазами… Не стану читать тебе мораль. Думаю, ты и так все поняла.
– Но я посажу и его вместе с собой, я докажу, что это он предложил мне убить ее… – тихо, со злостью в голосе прошипела Тамара.
– Он откажется. И никто не докажет, что он вообще имел отношение к этому убийству. У него-то стопроцентное алиби… И вообще, Тамара… Ты же сама постоянно искала острых ощущений, получала удовольствие от контраста… Теперь у тебя появится возможность испытать более острые ощущения… в тюрьме… Купила себе зачем-то дом в деревне, в котором практически не появлялась… Зачем? Чтобы демонстрировать бедным крестьянам свою состоятельность? Знаешь, мне это тоже не понравилось…
– Но ведь ты же тоже любишь деньги…
– Я сама их зарабатываю, – скромно заметила Рита, отплывая еще дальше и продолжая взмахивать веслами.
– Ты куда?
– Туда, к ним… Я боюсь тебя, Тома. Скажи, ты ведь действительно собиралась найти камень и ударить меня по голове? У тебя в сумке не было ни яда, ни ножа, ни пистолета…
– Это неправда. Я хотела поговорить с тобой. И ужасно обрадовалась, когда ты предложила мне поехать с тобой на остров…
– И ты не боялась, что я выдам тебя? Что расскажу обо всем?
– Мне казалось, что ты меня поймешь… Постой… Так это ты нарочно подослала ко мне свою сестру, чтобы проверить, возьму я ее или нет… Чтобы проверить, действительно ли я такая жалостливая и добрая… Ведь я же рассказала тебе, что подобрала Зосю на вокзале… Ну и сука же ты…
– Мне надо было проверить все то, в чем я сомневалась…
– А как ты узнала, что Зося – жена Гоши?
– Фамилия Зоси – Мушта. Она была замужем за Николаевым Георгием, понимаешь? А мы с Марком поначалу думали, что Рындин – это его фамилия…
– И что теперь будет со мной?
– Не знаю… Блюдо и жемчуг я отдам твоему мужу, пусть он сам распоряжается этим…
– Он отдаст это Сашке… Мой фарфор…
Тамара сделала еще пару шагов и вдруг провалилась под воду, вскрикнула, захлебываясь, выплыла и вернулась на берег… Она была совсем белой, тяжело дышала…
– А что, может, это и выход… – И она, взмахнув руками, побежала по воде, нырнула, ушла под воду, но потом все же вынырнула и поплыла обратно…
Рита услышала четкий звук – из-за ив показалась моторная лодка. В ней, кроме рулевого, сидел Марк.