Первая звезда на моем небосклоне
Шрифт:
Купер заговорил почти удивленно:
— До чего же очаровательно слушать. Тогда скажи мне… Что мне делать с тем фактом, что я, возможно, может быть… — Его взгляд слегка метнулся в сторону: — …самую малость в тебя влюбился?
Всхлип угрожал вырваться из нее. Пайпер умудрилась превратить его в грубый невеселый смешок.
— Нет, не влюбился.
— Ну, тебе, конечно, видней.
Именно. Так же точно, как ей видней еще кое — что. «Самую малость влюбиться». Будто такое существует. Она перед ним не заплачет. Ни за что.
— Ты чемпион. У
Ее слова разозлили Купера.
— А что будет с нами в таком случае? То есть после того, как я сойдусь с Дейдрой.
— Ничего с нами не будет.
— Ты не хочешь остаться друзьями — приятелями? — От резкого взмаха рукой он поморщился, но, казалось, боль его не волнует. — Собраться и поболтать за парой кружек пива? Сходить в стрип — клуб? Покерок на вечерок? Как у нас, парней, принято.
Пайпер больше не могла вынести.
— Я подожду в коридоре, пока не подъедет Джона.
— Давай — давай.
«Я, возможно, мог бы… самую малость в тебя влюбиться».
Любовь или есть, или нет. Сейчас Пайпер это знала. Впервые, с тех пор как была маленькой, она плакала. Всю дорогу до своей квартиры крупные слезы ручьем лились по щекам и капали на куртку. Слезы без конца и края.
Она слишком долго ждала, чтобы влюбиться. Вот почему так тяжко. Ей следовало познать первую любовь, когда еще была подростком, как всем нормальным девочкам. И парочку — другую раз после. Если бы у нее все было, как у людей, она бы уже имела опыт с разбитым сердцем, но такого опыта у нее не было. Вот почему ее мир разлетелся на куски.
Переднее колесо «сонаты» наехало на бордюр, когда Пайпер поворачивала в переулок позади «Спирали». Нужно упаковать вещи, но она не могла войти внутрь вся зареванная и опухшая от слез. Нельзя никому позволить видеть, как она разбита. Пайпер сдала назад и слепо покатила к озеру. Когда туда добралась, то побрела по траве к тропинке вдоль берега.
С воды дул резкий ветер. Он продувал сквозь толстовку, но слезы продолжали бежать. Все слезы, которые она годами держала в себе, вылились единым махом. Слезы по матери, которую Пайпер не помнила, по отцу, который любил ее и обижал, по куортербеку, который украл ее сердце, не успела она и глазом моргнуть.
Пайпер бросилась бежать. В этой части дорожки бегунов много не наблюдалось, лишь ветер кружил несколько снежинок. Через пару дней наступит ноябрь. А там и зима не за горами. Холодная чикагская зима. Пайпер припустила быстрее, стремясь обогнать свои несчастья.
Навстречу бежала женщина в модной спортивной одежде, толкавшая прогулочную детскую коляску. Когда женщина очутилась ближе, то замедлила бег, а потом и вовсе остановилась.
— Вы в порядке? — спросила она. В коляске мирно спал малыш.
Пайпер знала, что вид у нее, должно быть, безумный. Она побежала медленнее, чтобы выразить признательность за заботу.
— У меня… собака умерла.
Женщина махнула «хвостиком» волос и посочувствовала:
— Мои соболезнования.
Пайпер снова пустилась бежать. Еще одна ложь. Она никогда не была лгуньей, но теперь стала настоящим профи в этом деле. Кругом ложь.
«Чаще отзываюсь на Эсме. Леди Эсме, вообще — то. Эсмеральда — родовое имя… Дело в том… Я ваша ярая фанатка».
Пайпер резко развернулась и припустила за женщиной.
— Я порвала с мужчиной, которого люблю больше жизни, как он меня никогда не любил, и мне так плохо, что я не знаю, что с собой поделать.
По тому, как женщина подняла руку и помахала, можно было судить, что Пайпер услышали.
Пайпер таращилась на озеро, сжав кулаки, стуча зубами, ледяные слезы текли по щекам. Она должна обрести новую себя. Себя нерушимую, которая никогда, никогда больше не позволит, чтобы такое с ней случилось.
Прошла неделя. Пайпер ушла. Будто бы никогда ее здесь и не было. Клининговая команда отскребла кровь Купера со стен его квартиры и вернула мебель на место. Купер зашел туда разок и больше не появлялся.
Видение Пайпер с приставленным к ее виску пистолетом прожигало ему мозг. В тот самый момент Купер кое — что понял. Как будто шквал ветра разогнал туман, который скрывал правду. Истину, которую давным — давно пора было понять. Но вместо того, чтобы выступить с этой правдой немедленно, он все испортил в больнице. Не сказал, что требуется, и в этом была своя ирония, учитывая его репутацию в умении быстро сочинять краткие речи. Годы, когда ему совали микрофоны в лицо, научили, как точно формулировать, что он хотел, строго то, к чему стремился. А когда дело дошло сказать нужные слова Пайпер, он что — то промямлил самым постыдным образом, и теперь она не отвечает на его звонки.
Рана в боку заживала, зато остальное пребывало в раздрае. Кто — то постучал в дверь кабинета. Впервые за эти дни кто — то его беспокоил. Купер не осуждал, что все держатся от него на расстоянии. Он грубил клиентам, уныло вел себя со служащими и открыто враждовал с охранниками. Даже ввязался в спор с Тони: тот настаивал, что непорядка в системе вентиляции нет никакого. Но воздух был спертый, словно помещения не проветривались. Такой душный от вони парфюма и алкоголя, что въедался Куперу в поры.
Он отвернулся от экрана компьютера, куда таращился бог знает сколько, и направил ярость на дверь:
— Убирайтесь!
В кабинет ворвалась Джада.
— Ты порвал с Пайпер! Как ты мог?
— Пайпер порвала со мной. И откуда ты знаешь?
— Я с ней говорила по телефону. Сначала она мне не говорила, но я в конце концов вытянула из нее.
Купер как бы небрежно откинулся на стуле, хотя ему немедленно хотелось вытрясти из девочки все подробности.
— Итак… что она обо мне сказала?