Первенец
Шрифт:
– Это он?
Аврелия чуть не подпрыгивала на месте, заглядывая старшей сестре в глаза. Врать бесполезно, гарнитура дешевая, без качественного подавления звука и неясное бормотание низкого мужского голоса младшая слышала. Главное, что слов разобрать невозможно, Куна проверяла.
– Да.
– Ай, - взвизгнула младшая, - любовь, любовь, любовь. Разве ты не рада? Куда пойдете?
– На балет.
– Ооо, - выдохнула Аврелия, округляя рот, - это так модно сейчас. Говорят, давно забытое искусство возрождается и новые постановки ничуть не хуже прежних. Туда ходят только офицеры со спутницами и гражданские специалисты высокого статуса. Твой Нурий очень тебя любит, раз смог достать билет.
– Наверное...
– А в чем ты пойдешь? Нет-нет, только не в форме, ты что! Погоди, стой, я что-нибудь придумаю.
Аврелия схватилась за свой планшет и принялась обзванивать подруг. У одной платье. «То самое синее с элегантным белым лифом и крошечным атласным бантиком под грудью. Да-да, повод особенный». У второй туфли. «Черные, лаковые на каблуке. Что ты, разве можно испортить, верну в целости». Сумка, заколка, прическа и лишь бы не дома, чтобы мать не узнала. Куна сидела красная от смущения и молчала. Еще одно страшное преступление, за которое не вымолить прощения.
***
Аврелию на таблетках давно не мучили боли, она поправилась, похорошела и щебетала как птичка весной. Не вспоминала по десять раз за день Наилия или может быть слегка влюбленная Куна перестала раздражаться на его имя. Теперь голос генерала хотелось слушать, и она все чаще приходила на кухню с планшетом якобы пить горячий настой. Садилась спиной к телевизионной панели, откуда вещал Наилий, и представляла, что он стоит рядом.
Утренние сборы выдались нервными. То мать не спешила уходить на работу, забывала вещи и возвращалась. То подруги Аврелии не отвечали на звонки. Куна не отпустила сестру бегать по кварталу, пусть бережет ноги. Сама стучалась в двери и тайком проникла на работу к кондитеру, швее и модистке за вожделенными свертками. Платье оказалось чудесным. Фасон - футляр, чудом плотно севший на фигуру. Темно-синий низ и белоснежный верх, разделенные атласной лентой с бантом.
Визажисту срочно позвонила важная клиентка, и она сорвалась к ней, наскоро извинившись перед Аврелией. Та разорвала связь и вслух высказала все, что она думает о дариссах, не отвечающих за свои слова. Сыпала крайне обидными и нелестными замечаниями, а потом выдохнула и махнула рукой.
– Ерунда, я сама тебя накручу и накрашу. Мать на работе, до вечера не вернется. Успеем. Полетишь к ухажеру красивая как несуществующая богиня.
С прической провозились почти до полудня. Волос на голове у Куны оказалось неожиданно много. Даром, что тонкие, стоило разделить на пряди и завить, как пружинки покрыли голову воздушным облаком. Аврелия хотела рассыпать на них серебристые блестки, но Куна отказалась. Перебор. Осталось накрасить глаза и губы.
– Брови у тебя густые, давай триммером пройдемся, - теребила младшая, - хорошо будет, правда!
– Нет, это долго, крась!
Аврелия запыхтела, пробурчала про дурочку, которая учит мастера, но подчинилась. Сегодня даже её колкости и язвительность не мешали. Старшая улыбалась и хихикала, будто не было ссор и обид. И вспоминать, к кому на самом деле она так тщательно собирается на свидание не хотелось. Вселенная умела шутить.
– Все, обувай туфли и вставай к зеркалу. Нет, не смотри! Подожди, волосы поправлю. Ну, открывай!
Куна ахнула, не узнав своё отражение. Гладила ладонями подол платья и дергала пальцами пружинки кудрей. И правда красавица, как она раньше не замечала? Удовольствие распускалось в животе приятным теплом и поднималось вверх до алеющего румянца на щеках. Куна даже покрутилась, любуясь, как танцуют пружинки и блестят туфли. До чего же здорово нравиться самой себе.
– Спасибо, Аврелия, - выдохнула она и на порыве бросилась обнимать сестру.
– Ой, платье помнешь, помаду сотрешь, - заголосила младшая, но обняла в ответ.
– Не за что. Пусть твой Нурий сдохнет от восхищения, и я снова буду самой перспективной дариссой в этой семье.
Куна давилась смехом, пока он не прорвался звонкими переливами. Аврелия светилась от радости ярче уличного фонаря. Со всей искренностью ребенка, чьи капризы и дурной нрав израстались и пропадали. И вроде бы не случилось ничего особенного кроме одного чуда. Подарка от генерала. Жизнь Аврелии вырвалась из плена четырех стен и перестала вращаться вокруг одного Наилия. Рядом зажглись другие звезды. Посиделки с подругами, прогулки по городу. Куна боялась спугнуть перемены и робко надеялась, что её тайну сестра никогда не узнает.
Но секреты как посадка на мель - ни за что не утаишь. В коридоре щелкнул замок и дверь, испуганно взвизгнув несмазанными петлями, с размаха ударила в стену. Сестры успели только переглянуться, как на пороге стаей демонов из бездны возникла мать.
– Куда собралась?
В кафе? В парк погулять? Ложь не сочинялась, платье выдавало заговорщиц с головой. Куда еще можно было так нарядиться?
– Ой, да мы просто фотографируемся, - нашлась Аврелия, - решили поменять заставки на аккаунте в Сети, а красивых фото нет.
– Не ври мне!
– крикнула мать и младшая стушевалась.
– Ладно эта давно скатилась по наклонной, потеряла стыд и не уважает никого, но от тебя не ожидала, дочка!
– Мы просто...
– Молчи!
Аврелия отступила, но не ушла, выглядывая исподлобья затравленным зверьком.
– Теперь ты, - мать перевела взгляд на старшую, - вырядилась как потаскуха! Весь квартал видел, как ты носилась с вытаращенными глазами и смеялся. Пересидела в девках, теперь сама на мужиков бросается. Вон как носится, тряпками побирается. Правильно, пусть приоденется, шанс-то первый и последний, надо стараться. Слышишь, что про нас соседи говорят? Не стыдно?!
Чьи-то злые языки попали в цель, и Куну затрясло от обиды и отвращения. Какое дело посторонним цзы’дарийцам куда и с кем она ходит? У кого одалживает одежду и как часто выходит на улицу? Надо всю жизнь просидеть дома, блюда себя в скромности и невинности, чтобы абсолютно ничего не значащие мужчины и женщины сказали, что ты образец порядочности? Да? Уничтожать себя ради того, чтобы доставить кому-то удовольствие? А потом когда ей минет пятидесятый цикл, те же соседи будут тыкать пальцем и ворчать, что без мужчин и детей остаются только те, кто никому не нужен. Значит серая, скучная и криворукая хозяйка. Зато невинная. Перед кем тогда гордиться своей невинностью? Перед собой сказала бы мать и Грация. Что ж, может они и правы. Когда в жизни больше ничего нет, то гордиться остается только невинностью.