Первое имя
Шрифт:
Объяснение
На другой день утром по дороге в школу Паня выдержал атаку Васи Маркова.
— Панька, правду Вадик вчера по всей горе разнес, что вы свою коллекцию краеведческому кабинету подарили, чтобы Генке ее не проспорить? — допытывался Вася. — Зачем ты? Вы же еще не проспорили!
На пороге класса Паню перехватил Федя и отобрал у него портфель.
— Я положу портфель в парту, а ты иди в краеведческий кабинет. Там Николай Павлович, Гена и Вадик.
— Ух! — испугался Паня. — Что
— Иди, иди! — Федя повернул его лицом от класса и дал шлепка по спине. — Не ждал от тебя такой штуки… Ну-ка, бегом!
У дверей краеведческого кабинета Паня столкнулся с красным, растрепанным Вадиком.
— Пань, я за тобой!.. Пань, я все рассказал Николаю Павловичу, он позвал Генку, а теперь зовет тебя… Только он уже сам все знал о нашем даре. Не понимаю, кто ему сказал…
— Тот, кто вчера по всей горе бегал да болтал!
— Так я же только ребятам многоквартирного дома, а больше никому…
Открыв дверь кабинета, Паня услышал голос классного руководителя Николая Павловича:
— Почему ты молчишь?..
Эти слова были обращены к Гене Фелистееву, который стоял у шкафа самоцветов вытянувшийся, неподвижный и побледневший.
Не дождавшись ответа, Николай Павлович сказал:
— Все это так не похоже на тебя, Фелистеев, что остается лишь удивляться. Один из лучших учеников в классе и, как я считал, надежный товарищ, много читаешь и, кажется, серьезно думаешь о прочитанном, думаешь о том, как должен жить человек в нашем обществе, как он должен вести себя. Как будто все хорошо, нечего больше желать. И вдруг затеял спор, оскорбительный для наших лучших людей, да к тому же допустил в споре недостойную уловку, хитрость, чтобы завладеть вещью, принадлежащей другому. Ты ли это, Фелистеев?..
Николай Павлович досадливо подвинул стул к столу, сел и спросил у Пани:
— Пестов, отец разрешил тебе отдать коллекцию краеведческому кабинету?
— Батя позволил, — ответил Паня.
— Но почему ты это сделал? Ты не хотел, чтобы коллекция попала в руки Фелистеева, если Степан Полукрюков станет работать лучше твоего отца, да?
— Не будет так! — вырвалось у Пани. — Батя как работал, так и будет работать… лучше всех.
— Тем больше, кажется, у тебя не было оснований расстаться с коллекцией. А ты вдруг подарил ее школе… Почему?
Удивительное дело: вчера в этой самой комнате для Пани все было так ясно, он так хорошо понимал, что и почему надо сделать, а теперь все запуталось, и совершенно невозможно облечь в слова свои чувства, свои надежды… Он взглянул на Гену и увидел, что тот ждет его слов со страхом, — такая тоскливая улыбка застыла на его губах. Чего он боялся? Что Паня обрушится на него с обвинениями, сведет с ним старые счеты? Но ведь это несправедливая мысль, она кажется унизительной после всего, что пережил, перечувствовал Паня.
— Что же ты? — спросил Николай Павлович. — Ведь ты сделал все это не бессознательно?
— Не нужно мне коллекция… — тихо выговорил Паня и затряс головой. — Не нужно, Николай Павлович! Это не Гена в не Вадик такой спор выдумали, а я… Батя Степана учит, чтобы на руднике все хорошо работали, друг другу помогали, а я… я плохой спор выдумал, потому что батей захвастался, я спор и ломаю, только пусть никто не думает, будто я спор поломал, чтобы камней Фелистееву не проиграть. Он у меня пять камней просил, а я все… всю коллекцию по-честному, чтобы в звене не было зависти… — Ему показалось, что сказанного недостаточно, и он добавил, перейдя чуть ли не на шопот: — Нужно в кабинете все знаменитые камни собрать, делать больше коллекций-подарков…
Ну да, его не поняли! Николай Павлович встал из-за стола и смотрит в окно. Гена тоже почти отвернулся. У Вадика стали круглые глаза; видно, хочет понять и не может.
— Фелистеев, как ты оцениваешь поступок Пестова? — спросил Николай Павлович, продолжая смотреть в окно.
Казалось, ответа не будет. Ни один волосок не шевельнулся в длинных ресницах, прикрывавших глаза Гены.
Но вдруг его губы вздрогнули.
— Пестов поступил благородно, — чуть слышно, но внятно произнес он. — Я признаю!
— Ух! — шепнул Вадик.
Николай Павлович подошел к Пане.
— Кабинет примет этот дар, Пестов, — сказал он серьезно. — Дорогой подарок! Камни прекрасные, но дело не в камнях… Ты понимаешь, Фелистеев?.. Помнишь, ты как-то сказал мне, что Пестов всегда, вечно будет хвастуном-самозванцем и… как это… жадюгой? Но теперь ты говоришь, что самозванец поступил благородно. Вот замечательные камни, принесенные жадюгой… — Его голос прозвучал насмешливо, когда он закончил: — А вот стоит передо мной человек, который так несправедливо, жестоко говорил о другом человеке, который в борьбе с ним проявил и жадность и хитрость… Я о тебе говорю, Фелистеев! Как ты мог до этого дойти?
— Николай Павлович, я хочу объяснить! — воскликнул Гена.
— Пестов и Колмогоров, идите в класс и передайте дежурному, что я задержал Фелистеева, — приказал Николай Павлович.
В одну секунду Паня очутился за дверью, потому что ему тяжело было смотреть на Гену, подавленного и пристыженного, не похожего на самого себя.
— Пест, Пест, танцуй!
Это совершенно несвоевременное предложение Паня услышал, едва лишь они с Вадиком очутились в коридоре.
Навстречу ему, размахивая газетой, мчался Вася Марков, за которым бежали другие краеведы. С криком «Читай, читай, голова!» Марков сунул под самый нос Пане газету. Паня увидел заголовок: «Спасибо железногорским пионерам!» — и затем прочитал всю заметку. Ребята одной из украинских школ через областную комсомольскую газету передавали горячую благодарность краеведческому кружку железногорской школы № 7 за минералогическую коллекцию. В газете были также названы фамилии председателя кружка Н. П. Максимова и старосты П. Пестова.