Первое имя
Шрифт:
— Ну что, ну что! — ликовал Марков. — Ребята, наш староста язык проглотил!.. Работай ногами, Панёк, вызываю на перепляс!
Он пошел перед Паней, пятясь, выделывая коленца и щелкая пальцами. Братья Самохины шагали рядом с Паней и гудели в кулаки: «Трум-турурум!» Егорша, идя позади Пани, хлопал его в такт то по одному, то по другому плечу и приговаривал: «Ай да мы! Ай да мы!»
Класс встретил эту процессию невероятным шумом. Ребята сулили кружку краеведов всесоюзную славу
— Пестов, сколько еще коллекций в школы пошлем? Давай больше!
— А как оформите коллекцию для Дворца культуры?
— Можно записаться в краеведческий кружок? Запиши меня!..
Паня обрадовался, когда начался урок и вся эта суматоха оборвалась.
— Достается теперь Генке… — озабоченно сказал он Вадику.
— Так ему и надо, пускай отучится жулить! — легкомысленно ответил Вадик.
— Кому раньше надо отвыкать? — чуть не бросился на него Паня. — На Генку все валишь, а сами мы хороши, да?
— Прекратите разговоры! — потребовала учительница английского языка.
Перед самым концом урока в класс вошел Гена. Он сказал учительнице что-то по-английски, она ответила ему, и Паня понял слова «хорошо» и «домой». Взяв из-под парты свой портфель, Гена вышел из класса, а Федя переслал Пане записочку, оставленную Геной: «После урока приходи в сад, надо поговорить».
…Коротким был этот разговор.
Нахохлившись, сидел Гена на скамейке в конце сада. Увидев Паню, он выпрямился и подвинулся, как бы приглашая его сесть рядом.
— Заболел? — спросил Паня.
— Да, голова немного… Пройдет. — Гена украдкой взглянул на него и тотчас же опустил глаза. — Я хочу тебя попросить… Сможешь прийти ко мне сегодня после уроков? Есть дело… Федя тоже будет.
— Приду!
— Буду ждать. — Гена поднялся с места, минуту постоял, попрежнему глядя в землю, и вдруг проговорил: — Ну, Пестов, твой верх. Здорово ты верх взял, честь и хвала!
— Брось, чего ты… — отмахнулся Паня.
— Словом, приходи сегодня.
Почему-то Паня не поддался желанию проводить Гену до школьных ворот — может быть, потому, что понимал, как ему тяжело.
Еще не выйдя из сада, Паня услышал голоса Егорши, Васи и Вадика, кричавших: «Пань, Панька, где ты? К директору, к директору!»
Закружили Паню всякие дела, школьный день показался совсем куцым, — и вот Паня с Федей явились на Почтовую улицу, к дому за решетчатой оградой.
Живые камни
Этот дом, старый и крепкий, на каменном фундаменте, мог бы приютить большую семью, но жили в нем лишь четверо: машинист экскаватора Лев Викторович Фелистеев со своей женой, вдова полковника Фелистеева и ее сын Гена. Даже в дни дружбы с Геной неохотно ходили к нему Паня и Вадик, так как мать Гены Ираида Ивановна, узнав о гибели мужа на фронте, тяжело заболела. В доме было грустно и тихо.
— Нет, теперь Ираида Ивановна поправилась. — сказал Федя и позвонил.
Через двор уже бежал Гена:
— Калитка не заперта, входите!
Он поздоровался с товарищами и повел их в дом.
В столовой Паня увидел мать Гены — высокую бледную женщину, которую помнил смутно. А Ираида Ивановна, оказывается, хорошо помнила Паню. Отложив книгу, она с удивлением рассматривала гостя.
— Даже не верится, что ты — тот самый Паня Пестов, никакого сходства! Ты совсем другой мальчик, — пошутила она. — Паня был круглый, плотный, как ореховое ядрышко, а ты высокий, худой. Я думала, что только мой Гена такой верзила… Спасибо, что пришел. Вы с Федей первые прорвали блокаду, которую установил Гена.
— Не я, а врачи!.. Тебе нужен был потный покой, — напомнил Гена. — Теперь ребята будут ходить к нам, мы еще надоедим тебе.
— Пожалуйста! Так хорошо, когда в доме шумят, разговаривают…
— Вадька Колмогоров очень любит взрывы устраивать, — хотите, сразу все взорвет! — смеясь, сказал Паня. — А котенка он так представляет, что все хохочут.
— Очень талантливый мальчик! — одобрила Ираида Ивановна. — Непременно приведи его… Куда ты тащишь товарищей, Гена? Вечно у тебя какие-то необыкновенно важные дела.
Из передней мальчики по узкой лестнице поднялись в мезонин, в комнату Гены.
За время ссоры ребят здесь многое изменилось. Место детской никелированной кровати с кисейными занавесочками заняла складная железная койка с серым солдатским одеялом и крохотной подушкой. С одного взгляда можно было заключить, что тонкий тюфяк не очень-то нежит, одеяло не очень-то греет, а подушка едва ли мягче камня. Над койкой висели портреты полководцев в некрашеных самодельных рамках и две длинные потки, заставленные книгами.
— Много у тебя книг, даже больше, чем у Феди, — с уважением сказал Паня.
— Тут библиотека отца и моя, — пояснил Гена. — Военное дело, горное искусство и художественная литература.
Разумеется, Паню особенно заняла минералогическая горка, стоявшая в углу комнаты. Наметанным глазом знатока он сразу охватил все разделы коллекции.
— У тебя же были завидные цитрины. И гранаты стоящие были. Куда девались?
— Они в другом месте, — коротко ответил Гена и принялся показывать Феде свежий номер «Огонька»; потом усадил гостей возле стола, а сам сел на подоконник.