Первое приключение
Шрифт:
– Нет, нет, – адмирал Ногучи убедил меня в том, что я все же должен принять участие в представлении – во имя Федерации.
– Значит, – другая сцена? – спросил Хикару, не вполне уверенный, что он сможет вынести новое изучение писанины мистера Кокспера.
– Да. Вот именно. Сцена поединка отменяется. Слишком уж она возбуждает, принимая во внимание, э, воинственные наклонности наших гостей.
– Не думаю, что это будет возбуждать, – сказал Хикару. – Как же насчет катарсиса? «Деяния, взывающие к жалости и страху, есть средства вызвать катарсис
– Чего вы бормочете?
– Я цитирую Аристотеля.
– Но мы-то ставим Шекспира. Возможно, будет лучше, если я произнесу один из монологов Гамлета. И все.
– О, – сказал Хикару. Его видение Актера Третьего Плана, Спасающего Представление, испарилось.
– Это для блага представления, – сказал Кокспер. – Пьеса должна идти своим ходом, и все такое.
Он пошел прочь.
– Что бы там ни случилось с «Один за всех и все за одного»? – сказал Сулу.
Стивен поблизости проверял балансировку некоторых новых предметов для жонглирования. Он установил, что, если жонглировать очень широкими и тяжелыми предметами, или использовать больше предметов и бросать их выше, он все же мог показать неплохой номер, несмотря на низкую гравитацию. При высоком содержании кислорода в атмосфере факелы были особенно зрелищны. В первый раз, когда он зажег факел, тот чуть не спалил ему брови.
Неплохо, подумал он. Как раз то, что требуется, чтобы быть в форме.
Чеснашстеннай, Хазард и Снарл выскочили на сцену, перепрыгивая друг через друга и проскальзывая понизу, как если бы они уже начали свое выразительное и эротичное «охотничье» представление. Илья ощетинился. Охотники остановились. Стивен поймал свои вертящиеся в воздухе жонглерские принадлежности, и опустил их на землю, спрашивая себя, не придется ли ему сейчас растаскивать дерущихся кошек. Он не понимал, почему охотникам так не нравится Илья.
Звездный Флот, чирикая, показался из-за плеча Чеснашстеннай.
– Стивен, – сказал Чеснашстеннай, – ты уже видел моего нового зверька?
– Да, встречались, – сказал Стивен.
– Ну, не прелесть ли он? – Чеснашстеннай легонько поскреб зверька под подбородком. Засвистев от удовольствия, Звездный Флот, быстро засучил ручками. – Хазарстеннай дала его мне… в знак любви.
Хазард издала ворчаще-мурлыкающий звук.
– Раз Чеснашстеннай не позволяет мне похитить его для Звездного Флота, я вынуждена подарить ему Звездный Флот.
– Я думаю, ему не нравится имя «Звездный Флот», – сказал Чеснашстеннай. – Я бы сменил ему имя. Его уши немного заострены… что вы думаете об имени «Вулканец»?
– Я думаю, что Звездный Флот будет единственным розовеньким вулканцем за всю историю Вселенной, – сказал Стивен.
Чеснашстеннай кивнул.
– Это верно. Он будет даже более необычен, чем тот вулканец, который был блондином. Мне придется подождать, пока появится подходящее для него личное имя. А пока я научу его жонглировать! Возможно, Линди примет его в труппу, и мы станем богатыми и знаменитыми! Что вы об этом думаете, Стивен?
– Я думаю, что в водевильной компании может быть только один жонглер, – сказал Стивен и обнаружил, что он сжал от раздражения зубы.
Снарл фыркнул.
– Я же вам говорил, – помните? – что ни у одного вулканца во Вселенной нет чувства юмора.
Хохоча и завывая, они ускакали, – переливающийся, стремительный
поток мышц и заносчивости. Звездный Флот подскакивал на спине Чеснашстеннай, словно жокей.
Илья успокоился и сел умываться.
– Ты думаешь, мы это заслужили? – спросил Стивен Илью. – Я думаю, что не заслужили.
Розвинд поспешила в свою каюту, чтобы переодеться. Как у большинства членов команды «Энтерпрайза», у нее было позволение транспортироваться на мир-корабль, чтобы посмотреть представление водевильной компании. Наконец-то она его увидит.
Она открыла дверь.
И взвизгнула.
Зеленая слизь покрывала пол, и тошнотворный запах разлагающегося регенерационного геля заполнял ее каюту.
Следующие несколько часов она проела, убирая остатки зеленой «соседки по комнате», пока все ее друзья наслаждались представлением.
Розвинд знала, что ее разыграли.
В свежевозведенной раздевалке в амфитеатре, Джим в тридцать третий раз поправил свой парадный китель, оставил, наконец, попытки устроиться в нем поудобнее, и вышел наружу. Он встретил Линди, которая прекрасно выглядела в своем серебряном платье.
– Это просто смешно, – сказал Джим. – Какое я имею отношение к сцене?
– Имеешь, и еще какое. – Она поправила одну из треугольных наградных ленточек на его груди. – Ты приготовил место для еще одной? Давай же, это такая древняя традиция – заставлять героев рассказывать об их подвигах со сцены водевильного представления.
Джим застонал.
Она засмеялась.
– Все будет в порядке. Мне нужно поторапливаться, – подожди, пока не увидишь мой выход!
Она замешалась в кучу артистов, занимавшихся своими
приготовлениями к выходу и исчезла за разгороженными занавесками гримерных. Джим начал слоняться возле, стараясь выглядеть спокойным. Ему попался на глаза Спок, созерцавший закулисную суматоху. Он выглядел совершенно невозмутимым; на нем была его коричневая бархатная туника.
– Коммандер Спок.
Спок серьезно-бесстрастно посмотрел на приближающегося Джеймса Кирка.
– Да, капитан?
– Что означает рапорт о переводе, который я нашел у себя на столе сегодня утром?
Спок приподнял бровь.
– Я полагал, это самоочевидно, – сказал он.
– Вы полагали неверно. Коммандер, я думал, мы заключили мир.
Спок поглядел в небо, где Алая парила в свободе и радости полета. Он припомнил отголоски скорби Алой; он вспомнил свое собственное отчаянное восхождение к молчанию или смерти. Он медленно погрузился бы в небытие, если бы не опасный и импульсивный бросок Джеймса Кирка. При всей своей бесстрастности, Спок ценил жизнь, ее прошлый опыт и тот, что еще предстояло приобрести.