Первое приключение
Шрифт:
Джим снова задумался. Доктор Бойс, главный офицер медслужбы «Энтерпрайза» в течение большей части времени командования Пайка, теперь возглавлял медицинскую службу Звездной Базы 32. Вряд ли он, находясь так далеко, сможет быть чем-нибудь полезен в данном случае. Но заменивший его Марк Пайпер потом вышел в отставку и поселился на Земле. Джим позвонил ему. Может, Пайпера удастся убедить вернуться к работе – пока не объявится Маккой.
Образ доктора Пайпера появился на экране. Спасибо, доктор Пайпер, подумал Джим, признательный человеку, который
– Говорит Марк Пайпер, – сказал образ. Джим начал было отвечать, но
образ продолжал говорить. – Если вы оставите свое имя, я, может, вам перезвоню. Хотя, может, и нет.
Джим негромко выругался, когда образ проинформировал его, как
серьезно относится к проживанию в нормальном доме.
План Джима провалился.
Это, вероятно, все равно бы не сработало, подумал Джим. По Пайперу уж
никак не скажешь, что он готов вернуться из резерва.
И все же Джим оставил свое имя. Маккой собирался встретиться с Пайпером, чтобы обсудить корабль и команду. Может, где-нибудь в разговоре он упомянул, куда собирался отправиться на каникулы. Но если Пайпер не перезвонил ему практически немедленно, это информация прибудет слишком поздно.
Джим начал признаваться себе, насколько серьезно он был обеспокоен. Он неохотно сделал еще один, последний звонок.
Экран показал ему узор, линии которого, должно быть, были задуманы как успокаивающие. По электронным шумам он мог понять, что звонок переадресовывается через несколько номеров. Из Нью-Йорка – куда? Джослин могла быть гда угодно на планете, – или вне ее.
Экран посветлел и дал изображение.
– О, – сказала Джослин, – Джим. Привет.
Она выглядела практически так же, как в последний раз, когда он ее
видел: яркая, худощавая женщина, черные волосы схвачены в модный шиньон. Она походила на Маккоя неприятием некоторых современных достижений. Она не заботилась о том, чтобы скрыть седину в волосах.
– Привет, Джослин. Давно не виделись, и вообще…
– Ты из-за Леонарда звонишь? – Она сидела за столом в одном из своих
офисов; за ее спиной был вид на Сингапур. Она немного времени проводила в Мэйконе, даже когда они с Маккоем были вместе. Когда Джим думал о ней, она представлялась в Нью-Йорке, или в Лондоне.
– Да, – сказал он. Если она знала, где Маккой, если он был с ней, тогда
они, должно быть, передумали. Должно быть, они снова вернулись друг к другу. Это бы его удивило, но, в конце концов, Маккой не раз удивлял Джима за годы знакомства.
– Скажи ему, это ни к чему, – сказала Джослин. – Джим, пожалуйста, я
не хочу больше его ранить, и сама тоже не хочу причинять себе боль.
– Э… – Он не понял ее; она спрашивала не о том, хочет ли он поговорить
с Маккоем, а о том, не хочет ли он говорить за него. – Я знаю, Джослин, и уверен, что и он этого не хочет тоже. – Он спросил себя, как бы закончить этот разговор, не задевая ее, не заставляя беспокоиться за того, кого она не могла больше любить.
– Чего он хочет?
– Чего? Э… ничего. Я позвонил, чтобы… Я был на Земле, но скоро улетаю, и я только хотел сказать привет, и – до встречи, и все такое.
– Тогда зачем ты сказал, что звонишь из-за Леонарда?
– Я не… то есть, извини, я тебя не расслышал, когда ты спросила. Статика на этой частоте…
– Ясно, – сказала она. Она ждала, но Джим не мог придумать, что еще сказать.
– Что ж, рад, что поговорил с тобой, – сказал он, выдавив улыбку. – Всего тебе хорошего.
– До свиданья, Джим, – сказала Джослин. Изображение побледнело и пропало.
Джим упал в кресло, побежденный. Он не мог придумать, куда еще позвонить, кого спросить про Маккоя, что еще придумать. Кроме того, час прошел десять минут назад.
Песок захрустел под днищем рафта для экстремального сплава. Леонард Маккой спрыгнул с его дутого резинового бока, радостно вскрикнув от неожиданности, от того, как у него перехватило дыхание от ледяной воды Колорадо, в которой он оказался по колено. Хотя его ноги уже достаточно долго пробыли в этой воде, чтобы онеметь до того, что он позабыл, насколько она холодная. @
Маккой и другие схватились за тросы, вытащила рафт на песчаный пляж и сбросили спасжилеты.
А затем бросились друг другу в объятия, смеясь и крича, полные энергии, хотя вымотанные; в восторге, что они это сделали, и в печали, что настал конец похода.
Они начали стаскивать мокрую одежду. Горячий крупный песок постепенно согревал ноги. Они полезли в мешок, закрепленный на плоту, – за парусиновыми кедами, изношенными в лохмотья всего за пару недель.
Архаические шнурки на мокрой одежде Маккоя казались странными только в начале сплава. Через день или два они стали удобны и привычны, как матросская форма моряку.
Но теперь он путался в завязках, потому что на глаза наворачивались слезы. Он наслаждался последними несколькими днями, как ничем за годы. Даже, когда уже стало ясно, что он опоздает, он все равно радовался каждому дню. К нему снова вернулась способность не беспокоиться о вещах, на которые он не мог повлиять.
Он стащил с себя мокрую одежду, словно неохотно сбрасываемую кожу, – улыбнувшись на метафору, о которой ему при этом подумалось. Под ней была тонкая рубашка и жеваные драные шорты. И то и другое было новым, когда он отправлялся в путь. Теперь вряд ли стоило где-нибудь в них появляться, кроме как здесь.
– Жан-Поль, – позвал он.
Инструктор тепло обнял его.
– Ладно, – сказал он, – Догоняй свой корабль. Только не думай, что так
легко отделаешься в следующий раз! В следующий раз ты останешься и научишься собирать лодку. – Он осклабился. – Я еще сделаю из тебя инструктора.
Маккой поколебался, затем поднял руку в знак прощания, повернулся и пустился бегом к офису.
Менеджер поднял на него глаза, когда он вошел.
– А, – сказал он, – Вы немного припозднились. Все прошли?