Первое знакомство (сборник)
Шрифт:
— Теперь тащи, да не горячись.
Но Пете не нужно было давать команду, он тащил обеими руками и изо всех сил. Возможно, и на этот раз удочка не выдержала бы, если б дед не поставил на неё самую крепкую леску и надёжный крючок.
— Полегче, полегче, Пётр Лексеич, не горячись, води его, води… — приговаривал старик, торопливо вытаскивая свои удочки, чтобы Петя в них не запутался. — К берегу его, по воде, по воде веди…
Рыба упорно сопротивлялась, но мальчик всё же подвёл её к берегу, а затем точно так, как это делал дед, одним быстрым движением выбросил её на
Это был толстый и неуклюжий карп. Его бока блестели жарким золотом, а спина была почти чёрная. Плавники отливали красноватой медью. Петя завизжал, схватил скользкую трепещущую рыбу, прижал её к груди и, не помня себя от радости, начал целовать.
— Вот ты и стал рыбаком, — удовлетворённо зарокотал дед. — Так сказать, получил боевое крещение! Поздравляю.
Но Пете некогда было слушать деда. Руки у него тряслись от нетерпения, он спешил скорее забросить удочку, покамест там, внизу, ещё не расплылись эти замечательные карпы. Но вместо карпа клюнул окунь — тяжёлый радужный красавец в ярко-красном оперении.
А когда рыба стала клевать хуже, мальчик присел у ведра и, прижмурив от наслаждения глаза, запустил руки в воду, чтобы ещё раз ощупать свой первый улов.
— Деда, теперь я сам буду ходить на рыбалку.
— Вот и ладно, — согласился дед. — Мне легче будет, а то скоро начнётся уборочная — рыбалить не придётся.
Доверие деда польстило Пете, и его губы невольно расплылись в гордой улыбке.
За обедом Петя десятый раз рассказывал бабушке, как он «водил» вот этого окуня, как тот чуть не сорвался, а этот карп… Если б только бабушка видела, как он тащил этого карпа!..
— Ничего, ничего, — говорил Петя, торопливо жуя. — Рыбкой я вас обеспечу. А может, ещё и на зиму навялите. Дайте только развернуться.
— Спасибо, внучек, спасибо, — добродушно кивала бабушка. — Теперь я спокойна. А то деда, бывало, не допросишься, чтоб рыбы поймал, — всё ему некогда да некогда.
Говоря это, бабушка положила внуку половину карпа, а заодно и две ложки румяной картошки. Петя уже было потянулся за тарелкой, но в это время раздалось сердитое покашливание деда. Бабушка осуждающе взглянула на старика, но всё же перечить не решилась и выложила картошку назад в сковородку. Петя покраснел и молча принялся жевать рыбу, которая почему-то оказалась совсем не такой вкусной, как он ожидал.
Под вечер дед разжёг «дымарь», достал нож и скребок для чистки восковых наплывов и пошёл проверять пчелиные ульи, которые стояли за погребом под старым ветвистым клёном.
Петя уже давно с нетерпением ожидал той минуты, когда можно будет заглянуть во внутренность улья, жизнь которого ему всегда казалась такой загадочной.
Мальчик присел у летка, наблюдая за работой пчёл.
— Деда, а почему у входа две пчелы точно часовые стоят?
— А они и есть часовые.
Петя недоверчиво посмотрел на деда:
— Шутишь!
— Свой дом от лодырей и воров.
— Как это — от лодырей? — весело фыркнул Петя, думая, что дед шутит.
— Очень просто. Смотри. — Старик присел рядом, ткнул корявым пальцем по направлению только что прилетевшей пчелы. — Видишь, сколько у неё на лапках и брюшке пыльцы, едва долетела. Вот ей и уважение. Смотри, как часовые ей помогают, как под крылья, точно под руки, подхватывают. Это пчела-трудяга, ей почёт и уважение. А вот эта налегке вертится у летка, внутрь норовит пустой прошмыгнуть — сразу видно: лодырь или воровка.
— А почему воровка?
— Есть и такие. Сами не трудятся, а норовят из чужого улья утащить. Среди людей тоже такие типы наблюдаются.
— А почему пчёлы не все одинаковые? — продолжал любопытствовать Петя.
— Вот эти, толстые, неповоротливые, трутнями называются. Они мёда не носят, а живут за счёт других. Правда, с наступлением холодов эту трутневую братию выгоняют из улика на мороз. У пчёл тоже свой закон: «Кто не работает, тот не ест».
Вряд ли дед хотел напомнить внуку недавний разговор, когда он тоже употребил эти слова, упрекая Петю в лени. Но мальчик всё понял по-своему, и ему опять стало так же неловко, как и сегодня за столом. Н-да… У пчёл, оказывается, такие же законы, как и у людей.
Петя отвернулся и невесело побрёл в сад, в свой шалаш. Но что это? У входа в шалаш на нитках висело две картофелины. Кто их повесил? Дед такими глупостями заниматься не станет, а знакомых у Пети ещё нет. Да и кто мог знать об истории с картошкой? Не связано ли это с таинственным свистом, который всюду преследует его?
Петя обошёл весь сад — нет, никого не видно, даже следов нигде не осталось. Раздосадованный и озабоченный новыми мыслями, мальчик залез в шалаш, лёг и задумался.
Колька Подсолнух и братья-разбойники
Покамест Пете всё во дворе, в саду и на реке было в новинку, он не скучал, но со временем мальчик почувствовал одиночество. С завистью смотрел он, как по пыльной улице с весёлым криком мчалась босоногая ватага на речку или как эти же ребятишки проносились верхом, гоня с водопоя колхозных лошадей.
«И как они не боятся? — недоумевал Петя, глядя на удаляющееся облако пыли. — Некоторые совсем без уздечек, вцепились в гриву, и всё тут. А что если свалятся да под копыта?»
Задумчивый возвращался он домой. Да… скучновато одному. И Петя уж в который раз застенчиво посматривал на плетень справа, где в таком же томительном ожидании частенько торчала рыжая голова мальчишки — соседа Кольки, по прозванию Подсолнух. Обоим явно хотелось познакомиться, но оба отличались большой застенчивостью, и это мешало каждому сделать первый шаг.
Знакомство состоялось не совсем обычным способом. Однажды в соседнем дворе поднялся невообразимый шум: испуганный детский плач, сердитые окрики старухи, грозное хрюканье свиньи, кудахтанье кур, мычанье телка — всё сразу слилось в неразборчивый хаос звуков, из которого вырывались отдельные выкрики: