Первопроходец. Бомж с планеты Земля
Шрифт:
И именно в этот момент наружную дверь вынесло чье-то сильное плечо. Замочек там был – фигня.
Я мягко отступил на пару шагов, держа пистолет дулом кверху.
Загрюкали шаги, и дверь из сеней распахнулась, в комнату полезли какие-то усатые морды, в форме и с оружием.
А я не придумал ничего лучшего, чем направить на них пистолет и крикнуть:
– Стоять! Бросить оружие!
В ответ вспыхнул свет мощных фонариков, и на меня глянули дула трех «калашей». Огромный человек в куртке ухмыльнулся и сказал:
– Правильно, бросай! Чего
Глава 2
Переход
Так и не стрельнув ни разу я разоружился, и в меня сразу вцепились, не дав даже «пухляк» накинуть.
Нападавшие сразу помяли мой организм. Кое-как прикрываясь и блокируя удары, я перешел в атаку, но тут же нарвался на крепкий ботинок, едва не пробивший мне печенку.
Сон еще не выветрился у меня из головы, поэтому мозги работали туго. Съездив кому-то из служивых в челюсть, я добился того, что мне надавали сдачи, а после скрутили – не рыпайся, мол.
– На выход! – скомандовал огромный.
Не особо церемонясь, нас, всех троих, вытолкали во двор. По конвоиру на каждого. Марина пискнула: «Пусти!», но ее встряхнули, и протесты смолкли. Сопротивление бесполезно.
На улице урчал мотором «Урал». Вежливо помогая прикладами, нас загнали в дверь вахтовки. Я помог подняться по крутым ступенькам сначала Маринке, потом Кириллычу. И плюхнулся на переднее сиденье.
– Все в сборе, шеф! – прозвучал развязный голос сзади. – Трогай!
Я оглянулся. Оказывается, вахтовка почти полная, только не понять, кем именно.
Тут один из конвойных заглянул к нам, посветил фонариком, и я увидел сморщившихся и усиленно жмурившихся Карася и Полторашку, Хмыря и Серуню.
– Ба! – сделал Удалов театральный жест. – Знакомые все хари!
В вахтовке загоготали.
Тут дверь захлопнулась, и «Урал» заворчал, газуя. Поехали…
Знать бы, куда.
– Я боюсь! – шепнула Марина.
– Не бойся, – сказал я. А что еще скажешь?
Все, что происходило, казалось мне сновидением. Я словно продолжал спать и видеть сны. И мелкие детали, попадавшиеся мне на глаза, лишь добавляли нереальности творившемуся с нами.
Что это за конвоиры, к примеру? Я слышал, как их старший обращался к подчиненным, называя тех «гвардейцами», но к Росгвардии они не имели никакого отношения. Да и что у них за форма?
На всех были обычные с виду «камки», но расцветки вовсе не зимней, а такой, что ее впору в тропиках применять. В сельве какой-нибудь.
Более того, я видел, что «гвардейцы» отчаянно мерзли, хоть и накинули на себя теплые куртки. Такое впечатление, что конвой и впрямь из жарких мест доставили. Ну, бред же! Хм. На то и сон.
Причин, чтобы испытывать к конвою ненависть, не было. Они никого не били, тем более не убивали. Ну да, бывало, наподдавали прикладами, и что? Мы же не люди, мы – так, бомжи какие-то, с нами и не так еще можно…
Я не ощущал опасности, просто странно все было, очень странно, непонятно. Вот это и напрягало.
«Урал» быстро доехал до станции, где горели «стопы» еще одной вахтовки. Те же гвардейцы вывели из нее подконвойных и погнали к перрону, куда подкатывал небольшой состав – вагонов десять, пассажирских и товарных вперемежку.
Клацнула дверь нашего «Урала», и грубый голос скомандовал:
– Выходь по одному!
Я спрыгнул первым, снова помогая сойти Марине с Кириллычем, после чего нас погнали к вагонам.
Обычный плацкарт, только окна занавешены. Бомжи, заталкиваемые в вагон, гомонили и ругались, но гвардии их гомон был до одного места. Распихали нас, и поезд тронулся.
Толкотни и давки не наблюдалось, наша троица заняла целое купе – воздуху и места хватало.
Оказалось, что окна были не только зашторены, но и заделаны изнутри фанерными щитами – наверное, существовали опасения, что подконвойные станут сигнализировать, по-всякому привлекать к себе внимание, вплоть до криков «Спасите! Помогите!»
Я подсел к окну поближе и попытался оттянуть фанеру. Открылась щелочка, в которую я глянул одним глазом. Ехали мы на запад.
– В лагеря нас, братва! – провопил кто-то. – На лесоповал!
– За что? – откликнулся другой голос. – Мы ничего не нарушали!
– Да в расход нас!
– С хера ли?
– Ты не просек, да?! Это «эскадроны смерти», в натуре!
– Ты че, бык в загоне, гонишь?
– Отвечаю!
– Да иди ты!
– Куда?
– В жопу!
– Привет, красава! Все чики, мы уже там, в самой заднице! Обоняй!
– Замолкни!
Началась возня, но я не обращал внимания на телодвижения соседей. Прижав к себе испуганную Маринку, я постарался ее успокоить и даже пристроился дремать сидя. А что еще делать?
Ничего не известно, а еще и четырех нет!
То ли устал я, то ли нервы окрепли, но я и в самом деле заснул. Кириллыч меня разбудил, шепнув, что подъезжаем к Москве.
«Все чудесатее и чудесатее…» – подумал я.
Откуда строчка? Из «прошлой жизни»…
Поезд докатился почти до МКАД и свернул куда-то на боковую ветку вползая с ленивым перестуком в промзону. Было темно, из ночной черноты выплывали приземистые сооружения, огромные ржавые емкости, трубы, решетчатые мачты с давно погасшими прожекторами, а потом яркий свет фонарей вычленил из темноты здоровенный ангар, метров пятидесяти в длину. Вот как раз в огромные двери этого ангара и вкатывал тепловоз.
Когда наш вагон оказался внутри, стук колес усилился за счет эха, а сверху упал неяркий свет ламп. Ангар был почти пуст, лишь небольшая группа людей стояла в отдалении, встречая поезд. Четверо или пятеро.
Все они были одеты очень хорошо, даже так – богато. Их холеные лица были оживлены, четверка или пятерка – нет, именно четверка – переговаривалась друг с другом или затягивалась дымом сигарет.
Состав еле полз, редко постукивая колесами. Вот мимо проплыла массивная рама еще одних ворот, испещренная будто барельефами или глубоко вдавленными узорами, и поезд вкатился… в ясный день.