Первопроходец
Шрифт:
Толпа взрывается исступлённым ликованием. Со всех сторон летят восхваления чудотворице. Окружающие как один простирают к ней руки в немой мольбе об исцелении и благодати, но Супернова остаётся совершенно безучастной к их экзальтации. Она невозмутимо проходит мимо, не удостаивая взглядом рвущихся к ней калек и нищих.
С помощью Эмпатической проницательности и Струн сердца, пытаюсь уловить её истинные эмоции. Понять, что скрывается под маской равнодушия.
Словно почуяв моё ментальное вторжение, Алита вскидывает голову и впивается в меня немигающим взглядом. В глазах, которым положено быть слепыми, полыхает бездна силы и обжигающее пламя.
Виски стискивает резкая боль, будто кто-то всадил в них раскалённые спицы. Мой ментальный щуп точно прихлопнули титановой дверью. Светоч явно не желает, чтобы кто-то совал нос в её истинные помыслы и чувства.
Отвернувшись, я следую за своим провожатым вглубь анфилад Храма, думая о своём. Что бы не скрывалось за фасадом лазурной дамочки, это не имеет никакого отношения к святости и благочестию. Имидж, который она транслирует вовне, крайне далёк от того, кем она является на самом деле. Неудивительно. Чем более добродетельным хочет казаться человек, тем грязнее скелеты прячутся в его шкафу.
Наконец, мы останавливаемся перед массивными двустворчатыми дверями, покрытыми затейливой резьбой. Юмбраль небрежно касается их когтистой лапой, и они с мелодичным звоном распахиваются, являя моему взору кабинет местного иерарха.
И он полностью соответствует царящему вокруг фальшивому пафосу. Всюду драгоценные металлы, камни и ткани. На стенах — мозаики, прославляющие деяния Хранителей. Не хватает только инкрустированных бриллиантами плёток для самобичевания, видимо, ещё не успели доставить, и платного лифта в райские кущи.
А над всем этим великолепием царит… существо. Иначе и не скажешь. Оно восседает на резном троне словно король. И, судя по исходящей от него ауре собственной важности, наверняка считает себя именно таковым.
У него вытянутое лицо рептилии, покрытое мелкой желтоватой чешуей. Из пасти торчат длинные игольчатые зубы. Самое же неприятное — его глаза. Вернее, их отсутствие. На месте глазниц зияют провалы, в которых клубится первородная тьма. Что-то больно много у них слепошарых в одном месте.
Существо облачено в роскошные лиловые одеяния, расшитые золотом и усыпанные драгоценными каменьями. В правой руке оно небрежно сжимает витой жезл, увенчанный сияющим кристаллом.
Самое забавное — это всего лишь Кваз с бронзовым классом Жреца. О да, его РБМ искусственно раздут, но вся сила — не более чем мыльный пузырь. Выглядит впечатляюще, но лопнет от малейшего прикосновения реальной угрозы.
— Владыка Юрао, — скрипит Юмбраль, склоняясь в почтительном полупоклоне. — Я доставил
Кривя губы в плотоядной усмешке, иерарх взмахивает рукой, отпуская своего прислужника. Затем впивается невидящим взглядом в моё лицо.
— Что ж, рад приветствовать тебя в нашей скромной обители, Егерь. Прошу, присаживайся. Нам о многом надо побеседовать… — цедит собеседник замогильным голосом, пытаясь искусственно нагнать жути.
Наверное, на впечатлительных дурачков это работает, но меня веселит.
Неспешно опускаюсь в предложенное кресло, обитое алой тканью, похоже на бархат. Юрао пристально смотрит на меня своими пустыми глазницами, в которых клубится тьма.
— Итак, — вкрадчиво начинает Хранитель, — полагаю, ты догадался, почему мы пригласили тебя?
Изображаю на лице самую дружелюбную из своих улыбок и развожу руками:
— Даже не представляю. Наверное, побеседовать о спасении моей грешной души?
Морщинистые губы иерарха кривятся в снисходительной усмешке.
— В какой-то мере ты прав, — тянет он, небрежно поигрывая своим жезлом. — Ведь наш орден как раз и занимается тем, что несёт в массы слово истины.
Юрао чуть подаётся вперёд, буравя меня немигающим взглядом.
— Видишь ли, Егерь, мы, Хранители Равновесия, поклоняемся Сопряжению, как высшей силе во вселенной. Оно для нас — альфа и омега, начало и конец всего сущего. Ведь как можно не почитать силу, что способна менять миры на корню? Обрушивать цивилизации и возносить их к далёким звёздам. Дарить жизнь и смерть в равной мере. И, да, мы свято верим, что у Сопряжения есть своя воля, свой великий замысел. Однажды он откроется нам…
Он многозначительно умолкает, давая мне возможность проникнуться услышанным.
Проникаюсь изо всех сил. Зажмурив один глаз, настойчиво чешу мизинцем в ухе и блаженно вздыхаю.
Недовольно вздохнув, собеседник продолжает всё тем же елейным тоном:
— И когда кто-то дерзает нарушить законы, установленные Сопряжением, он идёт против его воли. А это не просто преступление. Это — кощунство. Акт вопиющего святотатства.
Меня так и подмывает язвительно поинтересоваться, по каким у них дням скидки на индульгенции.
— И какая же участь ждёт несчастных еретиков? — интересуюсь с вежливым интересом.
Юрао степенно вскидывает палец:
— Если вовремя не одуматься и не покаяться, их ждёт суровая кара. Сопряжение безжалостно к тем, кто попирает его заветы, но, — тут он многозначительно умолкает, — для прозревших грешников ещё не всё потеряно. Сопряжение велико в своём милосердии. И даже самый закоренелый отступник может искупить свою вину, если принесёт покаяние.
Ого, кажется, мы подошли к самому главному. Сейчас будет секретная информация, что требуется, дабы клирик замолвили за тебя словечко перед небесной канцелярией.