Шрифт:
Охотников Вадим
Первые дерзания
Глава первая
Высокая дверь в кабинет начальника конструкторского бюро, как показалось Семену Бурыкину, приоткрылась необычайно тихо.
И вообще решительно во всем Семену чудилась какая-то зловещая настороженность. Как перед бурей. Взять хотя бы секретаря начальника, Елену Павловну, светловолосую девушку с крохотными часиками на руке. Вместо того, чтобы встретить его добродушной улыбкой и громким восклицанием вроде: "Добрый день, товарищ Бурыкин - Мурыкин!" или: "Привет молодому поколению рабочего класса!", она только мельком взглянула на Семена, невнятно пробормотала "здравствуйте" и принялась переставлять на столе пишущую машинку с такой сосредоточенностью, словно это была не машинка, а какая-нибудь посудина из стекла, наполненная до краев драгоценной жидкостью.
Из кабинета начальника до Семена доносился приглушенный разговор, тихий и сдержанный. Казалось, что там договариваются о чем-то недобром, не предвещающем ничего хорошего. А когда в дверях показалось усатое лицо мастера Ивана Никаноровича Греся и он взглянул на Семена строгим взглядом, то уже никаких сомнений не осталось.
– Ну, что ж, заходи, - не спуская глаз с Семена, проговорил мастер таким тоном, будто предупреждал: "Попробуй только не зайти! Натворил - изволь бриться-стричься! Увиливать нечего..."
В кабинет начальника конструкторского бюро Семен входил впервые. А как он мечтал увидеть эту комнату! Еще бы! Ведь в ней работал знаменитый инженер-изобретатель, выдумщик новых, необыкновенных машин! Вероятно, чтобы лучше работалось такому заслуженному изобретателю, как Александр Андреевич Дуплов, ему созданы особые условия! Семену казалось, что кабинет инженера должен быть обставлен не так, как у всех. Как именно - он не знал, но иногда ему мерещилось что-то вроде оранжереи, устланной коврами, в которых утопает нога, а среди цветов - сложнейшие приборы и аппараты с блестящими кнопками и рукоятками.
К разочарованию Семена, рабочий кабинет изобретателя оказался самым обыкновенным. Он даже походил немного на хорошо знакомый Семену кабинет директора ремесленного училища: большой письменный стол, заваленный чертежами и книгами, несколько мягких кресел, два шкафа с книгами. На полу действительно лежал мягкий ковер, но ни цветов, ни каких-либо особых аппаратов в комнате не было. Правда, в углу, рядом с письменным столом, стоял какой-то шкаф с никелированными рукоятками и белыми кружками электроизмерительных приборов на черно-муаровой стенке, но вид этого аппарата не представлялся Семену необычным. Ему показалось забавным, что на стене, за письменным столом висит обыкновенная классная доска. "
Точно, как у нас в классе..." - вспомнил Семен.
Откинувшись на спинку кресла, за столом сидел инженер Дуплов в той самой синей рабочей куртке, в которой он иногда проходил по цехам и с любопытством смотрел на Семена, остановившегося в нерешительности посреди комнаты.
Только ли с любопытством? Семен еще раз исподлобья взглянул на инженера. Не написано ли на его смуглом лице с большими, умными глазами негодования? Как будто бы нет... Взгляд инженера спокойно скользит по вошедшему, словно измеряя рост или проверяя, достаточно ли опрятно сидит форменный костюм.
– Так вот, Александр Андреевич, - каким-то проникновенным и глухим голосом, словно сообщая тайну, начал мастер Гресь, наклонившись к начальнику.
– Чертеж детали я ему вручил и напутствовал, как полагается. И насчет допусков пояснил - на всякий случай, хотя допуски были указаны в чертеже, согласно ОСТ... Потом я его спрашивал: "Есть у тебя, Семен, какие-нибудь хотя бы малейшие сомнения?" "Нет, - отвечает.
– Все ясно".
Иван Никанорович выпрямился, нахмурился и, приглаживая правой рукой левый ус, как он обычно делал, когда был не в духе, спросил:
– Ну, объясни, наконец! Что это за дикая фантазия пришла тебе в голову? Как ты смел так поступить! Знаешь ли ты, что такое чертеж, когда на нем стоит подпись главного инженера и главного конструктора? А ты что сделал?
– Хотел попробовать... Конечно, я виноват...
– нерешительно начал было Семен, потупившись и озабоченно разглядывая свои ботинки, начищенные, в связи с вызовом к начальнику конструкторского бюро, до ослепительного блеска.
Но мастер нетерпеливо махнул рукой и перебил язвительно:
– Попробовать, попробовать! Да какое ты имеешь право пробовать, а тем более принимать самостоятельные решения при наличии чертежа, утвержденного начальством! Разве тебе поручили сделать что-нибудь сложное? Обыкновенная планка с тремя отверстиями! Не что иное, как рычаг, передающий поступательное движение от одной детали механизма к другой. А ты самовольно исказил смысл этой простой вещи и начал делать изогнутую планку, похожую на куриную лапу. Зачем? А?
– Я думал, она лучше будет работать... А потом... Я же в неурочное время...
– Ишь ты, какой умник! Лучше... Рационализация, брат, дело очень хорошее, сам этим занимаюсь и всемерно поддерживаю. Но должен быть соответствующий порядок! Надумал что-нибудь - заяви в бюро по рацпредложениям. По всем правилам. А то - самовольничать!..
Мастер вынул из кармана носовой платок и принялся вытирать им свою лысину, поглядывая при этом на инженера и словно спрашивая: "Ну, как? Довольно его отчитывать? Или еще?"
– Вопрос ясен, Иван Никанорович. Можете идти, - сказал инженер, чуть наклонив голову.
– Тогда пойдем, - озабоченно произнес Гресь, обращаясь к Семену.
– Бурыкина я хочу с вашего разрешения задержать у себя на несколько минут, Иван Никанорович, - проговорил инженер, искоса поглядывая на мальчика.
– Конечно, конечно, Александр Андреевич! Если у вас есть время, то побеседуйте с ним. Внушите ему по-отечески, чтобы он не самовольничал. Ведь парень в общем толковый и руки золотые, - забеспокоился Гресь, неловко поднимаясь с кресла.
Когда мастер вышел из кабинета своей немного переваливающейся походкой и за ним с глухим стуком закрылась массивная дверь, Семен заметил, что начальник конструкторского бюро смотрит на него, стараясь сдержать улыбку.