Первым делом самолеты! Истребитель из будущего

Баренберг Александр

Уже поздним вечером этого трудного дня в Ставке подводили предварительные итоги. Рычагов, сведя воедино все поступившие за день сообщения, доложил:

— В совокупности уничтожено полторы тысячи вражеских самолетов. Из них на земле — четыреста, зенитной артиллерией — сто пятьдесят.

«Ну, пожалуй, осетра после точных подсчетов придется урезать процентов на тридцать, но все равно очень неплохо — почти трети своей группировки Люфтваффе лишились!» — решил тоже ознакомившийся с сообщениями Андрей, но вслух ничего говорить не стал, чтобы не портить Рычагову праздник.

— Наши потери — около пятисот машин. Все — в воздухе, на земле — ни одной. Из всех потерь, четверть — небоевые, — честно признал генерал.

Сталин кивнул, но ничего не сказал. А что тут скажешь? Высокую аварийность в ВВС, несмотря на все принятые меры, побороть так и не

удалось и Вождь об этом знал. Что можно сделать, если значительная часть пилотов только в этом году окончила укороченный курс? Вот и бились при посадке, не находили свой аэродром и плюхались в чистом поле и так далее. Тем более, в такой напряженной обстановке, как сегодня утром. Результат был предсказуем заранее и никого не удивил.

Потом следовали доклады о положении на фронтах. Только к вечеру противник смог сконцентрировать у переправ зенитные части и прикрыть их постоянно дежурящими звеньями истребителей, уцелевших в утренней мясорубке. После этого мосты были, наконец, наведены и на восточный берег непрерывным потоком переправлялись ударные части Вермахта. Но уже стемнело, так что начало блицкрига задержалось, по сути, на сутки. А ночью им спокойно спать не дадут три десятка полков ночных бомбардировщиков По-4 — специальной версии учебного самолета У-2, оснащенного оборудованием для ночных полетов и вооружением.

На участках сухопутной границы, не проходящих через реки, ситуация была хуже, но не намного. Заминированные дороги, неожиданные засады и активные действия советской авиации не позволили противнику продвинуться больше, чем на пять-десять километров.

Закончился последний доклад и в помещении наступила неожиданная тишина. Сталин сидел, опустив глаза и вертя в руках трубку. Никто не решался нарушить его раздумья. Наконец он встал:

— Отдыхайте, товарищи. Завтра тоже будет напряженный день.

Андрей решился пошутить:

— Товарищ Тимошенко! — обратился он к наркому обороны. — А как же наркомовские сто грамм?

Тимошенко, приказом которого еще в финскую фронтовым частям выдавали порцию водки, покосившись на Вождя, отшутился:

— Так мы же не на фронте!

Но начинание Андрея неожиданно поддержал Сталин, понимавший, что в конце такого напряженного дня людям необходима разрядка:

— Все тут собравшиеся много сделали для фронта. Так что нас можно приравнять к фронтовикам!

Тут же появилась водка. Вождь произнес короткий, но единственно уместный сейчас тост:

— За победу! — и поставив на стол пустой стакан, добавил:

— А теперь всем, кроме дежурных — спать!

Глава 22

— Ну, здравствуй, фронт! — Андрей аккуратно зарулил свой лобастый истребитель на замаскированную стоянку фронтового аэродрома, рядом с такими же машинами располагавшегося здесь Первого истребительного авиаполка Резерва Главного Командования. На первый взгляд — с такими же. Полк РГК, укомплектованный летчиками-испытателями — давними знакомцами Воронова, имел на вооружении первую партию серийных И-185, получивших наименование По-7 и проходивших тут заодно войсковые испытания. Самолет же Андрея от них серьезно отличался. Эта машина представляла собой, по сути, до предела затюнингованный вариант По-7, ведущим конструктором которого, по договоренности с Поликарповым, был сам Воронов. Самолет собирался не на заводе, а силами Экспериментальной базы ОКБ Поликарпова, имевшей высококлассных специалистов и оборудование. То же касалось и двигателя — М-82ФН с инжекторной системой впрыска топлива, в отличие от обычных По-7, на которых стоял серийный М-82. Экспериментальная система впрыска, повышавшая мощность двигателя на сто пятьдесят лошадиных сил, как и сам двигатель, были изготовлены в единичных экземплярах и вылизаны вручную до полного совершенства квалифицированными механиками ОКБ Швецова. Сама конструкция самолета претерпела значительные изменения. Он был полностью цельнометаллический, из дорогих дюралюминиевых сплавов и высококачественных сталей там, где это требовалось. Достигнутая этим экономия веса и повышенная мощность двигателя позволили вооружить машину тремя мощными авиапушками и усилить бронирование. Вместо одного лобового бронестекла, как на серийных По-7, добавили еще и боковые. Бронеспинка кресла пилота из композитной брони выдерживала попадание 20-мм снаряда, локальной защитой были прикрыты и наиболее уязвимые узлы двигателя.

Серийное производство этой машины, естественно, не планировалось.

Чтобы вообще обосновать ее создание, Андрей предложил Сталину награждать особо отличившихся асов не только звездой Героя, но и кое-чем более нужным на войне — личным самолетом, намного превосходящим по характеристикам любой истребитель противника. Заодно вызывая здоровую зависть у остальных пилотов, особенно возможностью установить конфигурацию вооружения машины в соответствии с индивидуальным заказом награжденного. Кому-то хочется побольше стволов, а кому-то — покрупнее калибр. Дело вкуса, лишь бы уложились в довольно немаленькие весовые ограничения. Пяти-шести самолетов, собираемых в месяц силами Экспериментальной базы, для этого вполне достаточно. Вождю идея понравилась и он дал Воронову карт-бланш, посоветовав подумать также и о наградных танках и другом вооружении — чем танкисты хуже летчиков? Андрей обещал, хоть и не очень представлял как. Поликарпова же долго уговаривать не пришлось и уже в начале июня два первых образца поступили на испытания в Летно-Исследовательский Институт ЦАГИ. Теперь же все четыре готовых экземпляра находились здесь. На втором летел постоянный напарник Андрея Марк Галлай, на еще двух — выделенные Рычаговым для охраны Воронова опытные летчики-истребители.

Шла уже четвертая неделя жестокой бойни на западных границах СССР. После задержки первого дня, немецкие ударные группировки все-таки переправились на восточный берег и рванули вперед. Вернее, попытались рвануть, но блицкриг получался какой-то неправильный. С одной стороны — сильного сопротивления острия танковых групп Гота, Гудериана, Клейста и Гепнера, за исключением регулярно сокрушаемых ими заслонов на дорогах, не встречали. С другой — разрушенные мосты, заминированные дороги, неожиданные засады и ожесточенные штурмовки советской авиацией сильно замедляли движение, а постоянные нарушения снабжения, вызванные действиями подвижных групп советских войск в тылу танковых дивизий и той же авиацией и вовсе приводили к многочисленным остановкам в ожидании подвоза горючего и боеприпасов. Люфтваффе, хоть и не оправились полностью от урона первого дня боев, сумели наладить активное патрулирование в воздухе, перебросив к тому же, истребительные резервы с Запада. Что, разумеется, ослабило ПВО Рейха, но, видимо, Гитлер решил, что Восточный фронт сейчас важнее. Поэтому, хотя бомбардировочная авиация немцев пока сильной активности все еще не проявляла, но истребительная вела ожесточенные бои за господство в воздухе на направлении главных ударов. В результате в воздухе пока сохранялся паритет, говорить о чьем-либо превосходстве было нельзя. Советская штурмовая и бомбардировочная авиация несла значительные потери, но свою задачу — ослабление немецких ударных группировок — выполняла.

В итоге, изрядно уже потрепанные группы Гудериана и Гота к началу третьей недели боев вышли к линии Сталина в районе Минска, где и остановились, не в силах прорвать ее с ходу. В ожидании отставших пехотных дивизий они время от времени тыкались в советскую оборону в разных местах, пытаясь нащупать слабую точку, но пока безрезультатно. А вот Группа Армий «Север», пользуясь более благоприятными условиями Прибалтики, продвинулась дальше. Танковая группа Гепнера достигла линии советской обороны, проходившей по Западной Двине и, приложив немалые усилия, прорвала ее, форсировав реку и устремившись к Таллину. Правда, ликующий, на фоне неудач своих коллег, Гепнер не знал, что это была не основная линия советской обороны в Прибалтике. Основная, в которую ему предстояло уткнуться через пару дней, проходила чуть дальше — от Чудского озера, через Тарту, к Рижскому заливу. И пропустили его туда не случайно. Советский генштаб, во главе с Василевским, готовил операцию на окружение Группы Армий «Север», хотя многие, включая Воронова, относились к ее проведению скептически. Но решение Ставкой было принято и сейчас четыре советских мехкорпуса, а также вспомогательные подразделения, стягивались к городку Идрица, из-под которого и планировалось «подрубить» танковый клин Гепнера.

С начала войны Андрей регулярно, хоть и безрезультатно, напоминал Сталину о своей просьбе отправить его на фронт. Наконец Вождю надоело и тот, ухватившись за представившийся повод — необходимость присутствия инспектора Ставки при начинающемся наступлении — просьбу удовлетворил. Обставив это, разумеется, многочисленными условиями, главное из которых — линию боевого соприкосновения не пересекать ни при каких обстоятельствах. Соответствующие инструкции были доведены и до летчиков сопровождающего Андрея звена.