Первый детский симфонический (повесть о казанской жизни 70-х)
Шрифт:
«Полстолетья звучат наши песни,
Наши горны на солнце горят,
С той поры как по улицам Пресни
Прошагал самый первый отряд!»
Но, видимо, из тех времен было виднее.
И вот, за несколько дней до двух знаменательных для меня событий случилось непредвиденное. Я устроил потасовку в классе с Эдиком Савченко, он побежал от меня, но я, схватив со стола ножницы (только что кончился урок труда), метнул ими в него. Эдик ловко увернулся, а «снаряд» остриём вперед полетел в сторону сидевшей за партой Гули Шакировой,
Только в тот момент до меня дошел весь ужас содеянного. Конечно, было очень жаль ни в чем неповинную Шакирзю (я до конца учебного года угощал ее печеньем и карамельками), и слава Богу, что ничего серьезного с ней не случилось. Но вот «вон из пионеров!» Как же это пережить? Как?! Оглушенный «приговором» я, громко зарыдав, выскочил из класса и побежал домой, забыв про школьный ранец.
Увидев мою безутешную истерику, мама сперва испугалась, но, узнав в чем дело, успокоилась. Я же был просто убит. Прекрасно зная, как я ждал и готовился к грядущему торжественному событию, мама решила действовать. Сперва она узнала через Алевтину Михайловну (Валерка тоже должен был стать пионером в тот день), будет ли присутствовать на приёме в пионеры сама Вера Петровна. — Нет, не будет (выходной день, у нее маленький ребенок, ей это сильно надо?). А кто будет из старших? — Только старшая пионервожатая школы, ну и еще кто-то из сознательных родителей, по желанию. Что ж, добро.
Утречком 22 апреля я, сияя от счастья, в белоснежной рубашечке с красным галстуком на согнутой в локте руке и (внимание!) за ручку с мамой предстал пред ясными очами принимаемых в пионеры одноклассников во дворе школы. Они встретили меня с удивлением, но ничего не сказали. Покатился оживленный разговор, все были в состоянии радостного возбуждения, стоял солнечный погожий денек, щебетали птички — ну, пришел да пришел. Нестройная колонна без пяти минут пионеров двинулась в Танковое училище, где на плацу в присутствии курсантов и офицеров, в торжественной обстановке мы должны были дать клятву верности священному делу Ленина и Коммунистической партии.
Всё прошло нормально. По завершении мероприятия, в ознаменование знакового события, нам выделили для «изучения» два настоящих учебных танка Т-54 с открытыми люками. Обалдевшие от неслыханного счастья мы, пацаны, облазили, общупали две грозные боевые машины вдоль и поперек, испачкав белые рубашки. Не каждый день выпадает такая удача, ведь совсем недавно вышел фильм «Внимание, черепаха!», который нам безумно нравился, и где были точно такие же танки! Правда, девочки, поджав губки, терпеливо стояли в сторонке и ждали, когда закончится наш щенячий восторг — оценить по достоинству такую щедрость командования училища им не было дано.
Я находился в состоянии полной эйфории и блаженства. Картину абсолютного счастья жизни дополнял роскошный подарок на десятилетие — новенький, сверкающий велосипед «Салют», заменивший ставший маленьким «Ветерок».
Но на следующий день... На следующий день меня ждала обструкция одноклассников. Оказалось, что после беспощадного «приговора» Веры Петровны все троечники нашего класса возрадовались: «Ура! Петька будет вступать в пионеры вместе с нами!» А тут он является счастливый, с красным галстуком на груди! Начались непрекращающиеся наезды: «Эх, ты! Позорник! Припёрся с мамочкой за ручку! Отвечай уж, если облажался! Тоже пацан, называется!..» И в том же духе. Как же это отравляло ощущение праздника! Я кипятился, краснел, пытался что-то объяснять, но подсознательно понимал: пацаны правы, даже драками (мы называли их «махачами») дело не исправишь. Им же не расскажешь, что я уже полгода спал в пионерском галстуке! Немного подсластил горькую пилюлю обид вышедший вскоре фильм «Ох, уж эта Настя!», где главной героине тоже пришлось отбиваться от обвинений и козней коварных активистов-одноклассников, доказывая право стать пионеркой, и пройти свой нелегкий путь «через тернии к звездам», красному галстуку, горну и барабану.
Хорошо хоть, что тот третий учебный год вскоре завершился. Потому и ушел я вслед за Валеркой в другой класс без особого сожаления.
* * *
Однако в новом 4«В» мне была уготована непростая жизнь, ведь я был чужаком. Валерке было попроще, ибо все знали: его мать — училка. К тому же женщиной она была весьма строгой и твердой, в том числе, и в отношении к своим детям. За меня особо заступаться было некому, да и ябедничать тогда считалось зазорным.
«Мазу» в новом классе держали двое — Шамиль Хайбуллин, по кличке «Шампунь», и Толя Коровин, по кличке «Куцый». Естественно, при каждом из них были свои «приближенные». Но между собой «авторитеты» класса были не очень, что можно постараться использовать в своих интересах. Куцый, вдобавок, был на год нас старше.
Большинство учеников нового «В»-класса были знакомы между собой с самого раннего детства: их переселили из каких-то бараков с Суконной слободы. Многие байки о прошлом так и начинались: «Когда мы жили в Старых бараках...» Проживали они тоже компактно — в нескольких домах по улице Комарова. Позднее группировка гопников со всего Танкодрома стала именоваться «Комаровские». Уж не ведаю, сохранился ли в сегодняшнем обиходе казанцев тот старый, но такой родной для меня неофициальный топоним «Танкодром»?
Решающее значение для веса в коллективе имело наличие старших братьев или просто «наставников». Так и говорили: «Он ходит с таким-то». Имярек «такой-то», разумеется, должен был принадлежать к числу «блатных», как они себя называли. У меня, к сожалению, ни старших братьев, ни корешей из блатных не было. Помню, как удачно начавшийся для меня махач с приблатненным одноклассником Серёгой Пашкиным, по кличке «Паша», остановил его старший кореш Олег Дружинин, банально мне навтыкав. А конфликт с Маратом Мардановым, назревавший перерасти в махач, обидно и больно (для меня) прервал его старший брат.
Но и собственные «кондиции» тоже имели значение. В новом 4«В» я, осмотревшись, сразу оценил, что кое-кто из пацанов незаслуженно ставил себя выше меня только потому, что учился в нем с первого класса. Изменить подобный «статус-кво» и продвинуться вверх по пацанячьей иерархической лестнице можно было только одним путем — через махач.
И он вскоре случился! Сцепились из-за какого-то пустяка с Ильгизом Гадельзяновым, по кличке «Грузин», и он дал мне в морду. Зачастую конфликты ограничивались агрессивной риторикой, угрозами и толчками друг друга в грудь. Бывало ни одна из «сторон» не отваживалась перейти на другой уровень противостояния, несмотря на провокационные подбадривания и подначивания «болельщиков», и дать, как мы выражались, «промеж ушей». Удар в морду был равносилен объявлению войны: необходимо было или ответить, или проглотить, фактически сдавшись. Но Грузин явно переоценил свои силы. После короткого динамичного махача он неожиданно для меня отвернулся и заплакал, закрыв лицо руками: я удачно попал ему в глаз. Это означало победу. Меня, еще не остывшего от схватки, не разжавшего кулачки, стали хлопать по плечам Шампунь с Куцым: «Молодец! Молодец!»
Но на наших будущих отношениях с Грузином тот махач никак не отразился. Просто Ильгиз (а вместе с ним и другие обитатели «его» ниши в «табеле о рангах») сделал для себя правильные выводы, а я уверенно шагнул на одну ступеньку вверх. Потом мы с ним стали приятелями, к тому же нас объединял жгучий интерес к футболу и хоккею.
Нужно отметить, что умение играть в футбол и хоккей, разбираться в них было тогда обязательным для любого уважающего себя казанского пацана. У Валерки Денисова не очень получалось играть в футбол-хоккей, но он проявлял к ним интерес.